Кантата победивших смерть

Рамола трет правое плечо подруги и готова прошептать «мы должны знать», но фраза кажется ей эгоистичной, хотя она сама не может объяснить, почему. Вместо этого Рамола шепотом произносит:

— Возможно, ты зря волнуешься.

Может ли высказывание быть лживым, даже если облечено в форму предположения?

— Не зря, — отвечает Натали.

— Надо попробовать. — Рамола мысленно отчитывает себя, что не нашлась сказать что-нибудь получше, что-нибудь более решительное и обнадеживающее.

Натали прикрывает веки, трясет головой, кашляет.

— Охренеть! — Она движением плеча сбрасывает руку Рамолы и поворачивается к Луису. — Эй, чувак, я жду не дождусь, когда смогу выпить вкусной воды, что висит у тебя на шее. Давай, брызгай!

Рамола подходит к парню. Луис совершенно растерян, прирос к седлу велосипеда.

— Можно? — спрашивает Натали и начинает снимать одну из бутылок, висящих на перекинутой через шею парня веревке. — Вода, я надеюсь, настоящая? Питьевая?

— Угу. — Луис позволяет Рамоле отвязать одну из бутылок. — Сам утром наливал.

— Как наливал? С добрым сердцем? — сходит с ума Натали. Жалкий юмор и тень паники в голосе подруги вызывают бо́льшую тревогу, чем слезливые мольбы и нытье. — Гляди, чтобы на бутылке на оказалось кишок бешеного енота. Это не в моем вкусе.

— Я выберу чистую. — Рамола забирает бутылку, отвинчивает крышку и быстро делает глоток.

Вода холоднее, чем она ожидала. У нее типичный привкус пластика, из которого сделана бутылка, но она несомненно чистая. Организм требует новых глотков. Ничего, пока обойдется.

— Фильтрованная? — спрашивает Натали. — Из-под крана? Броктон — довольно большой город. Какой там уровень нитратов, не знаешь? Отчет о качестве городской воды у тебя с собой? Ведь я пью за двоих и все такое.

Рамола бросает взгляд на Натали, прижимая бутылку к груди, как ребенка, маленькие ладони обхватывают горлышко, скрывая уровень жидкости.

— Вкус у воды нормальный, — говорит она.

— Ты умеешь распознавать вкус свинца, нитратов, сульфатов и прочих атов?

Натали стоит всего в нескольких шагах от Рамолы.

— Да. Я же врач. — Рамола мысленно умоляет подругу смотреть ей в лицо, а не на бутылку.

На губах Натали, мелькнув, исчезает слабая улыбка.

— Врач, но не водоэксперт.

Рамола заходит с правого бока, медленно двумя руками протягивает бутылку Натали.

— Ладно. Опять придется пи́сать на обочину. — Натали тянет к бутылке правую руку. Пальцы дрожат. Рука опускается. — Извини, немного устала от ходьбы.

— У тебя был тяжелый день, — подыгрывает Рамола.

Натали снова тянется к бутылке. Легкая дрожь по мере приближения руки к бутылке превращается в тряску. С губ Натали срывается тонкий писк — судя по выражению ее лица, явно непреднамеренный.

Рамола делает шаг вперед и подводит руку подруги к бутылке. Натали зажмуривается, трясется уже не только рука, но и все плечо, голова. Натали отдергивает руку. Вода проливается на асфальт. Рамола крепко держит бутылку.

Натали, задыхаясь, говорит:

— Я… не могу.

— Давай подсоблю. Ничего страшного. Ты измучена. Организму не хватает влаги, — уговаривает Рамола тоном, которым говорит с самыми тяжелыми больными. — Расслабься. Выдохни. — Доктор пытается погасить бушующую в душе панику, представляя себе то, что нужно сделать и сказать, в виде списка инструкций и процедур, записанных своим же четким почерком черным фломастером на белой лекционной доске, — этот метод борьбы со стрессом она выработала еще в ординатуре.

Рамола просит Натали дышать глубже, не поднимать руки и сама подносит горлышко бутылки к ее губам.

— Гребаный запах! Разве ты не чувствуешь? — Дрожь не проходит.

Натали, все еще зажмурившись, зажимает нос, как испуганный ребенок, готовящийся прыгнуть с головой в глубокий бассейн под выкрики безжалостных взрослых «ты уже не маленькая!».

Луис предлагает попить из другой бутылки, однако не договаривает фразу, слова распадаются на бессмысленные звуки.

Рамола, прочитав очередную запись на воображаемой белой доске, спокойно просит Натали отклонить голову назад и открыть рот.

Трепещущие губы раздвигаются. Рамола наклоняет бутылку. Вода льется в рот Натали. Рамола тут же убирает сосуд. Натали резко открывает глаза, надувает щеки. Она делает глоток, лицо морщится, корежится, искажается в гримасе нескрываемого отвращения, как будто ее накормили страшной гнилью. Натали отворачивается, хватает ртом воздух, кашляет все тем же сухим, трескучим, как ломающиеся ветки, кашлем. Обернувшись и увидев бутылку с водой, она едва сдерживает рвотный порыв.

Когда к ней наконец возвращается способность говорить, Натали приказывает:

— Убери эту дрянь! Почему ты меня заставляешь? — и наклоняется вперед настолько, насколько позволяет круглый живот, ладони прижаты к бедрам, волосы свешиваются на лицо.