Во время обеда и ужина воровали хлеб и ухищрялись выносить его разными способами. Из столовой выходили поодиночке. В дверях два солдата ощупывали и обшаривали каждого с головы до ног и, конечно, находили ворованный хлеб: у одного он был спрятан в рукаве, у другого — под мышкой, у третьего хлеб был привязан за шнурок сзади, между сборками шинели, у четвертого его находили под брюками, прятали хлеб за голенищами сапога и т.д. За кражу хлеба давали по 50 и 100 розог. Попавшихся растягивали тут же и наказывали, а если драли слабо, то наказывали и тех, кто бил виновных.
Обедали в две смены. Пища во второй смене была еще хуже, зато начальства уже не было в столовой, и вынос краденого хлеба был менее опасен. Поэтому опытные, жертвуя более жирной кашей, стремились обедать во второй смене, выгадывая на хлебе. Укравши несколько ломтиков, кантонист торжествовал, потому что он их обменивал на бумагу, нитки и т.п. За ломтик хлеба нанимались воду носить, пол подметать, стоять ночью на часах.
После обеда полагался час на отдых. В этот час кантонисты чинили свою одежду, учили уроки, а кто не имел дела, сидел на кровати; разговаривали между собою шепотом, чтобы не разбудить спящих капрала и ефрейтора, которые одни только имели право спать после обеда.
В половине второго снова начиналось ученье, и снова затрещины и розги. Легче было только тем, что на послеобеденное ученье начальство являлось редко, а потому истязания были менее жестокими.
В пять часов — „классы”, так сказать, духовная мука. С замиранием сердца усаживались кантонисты за столы. Обучали чтению, чистописанию, четырем действиям арифметики. Все нужно было зазубривать, отвечали, не понимая смысла заученного. За незнание урока виновный становился на колени, руки поднимал в уровень с головой и держал сундук килограммов 8—10 весу. Если не давали держать тяжесть, то голыми коленями ставили на рассыпанный на пол мелко набитый кирпич.
Ужин полагался в 8 часов вечера. Давали ту же кашу в жидком виде, но без борща. После ужина кантонистов выстраивали, перекликали всех по списку, осматривали каждого с ног до головы, проверяли опрятно ли одеты, вычищены ли сапоги, шинели. В 9 часов барабанщики пробили зорю; всей ротой пели молитву перед отходом ко сну. Каждый, сложив по форме верхнюю одежду в подкроватный ящик, ложился, наконец, в постель. Спать надо было на правом боку, подложив под правую щеку ладонь правой руки, а левую свободно протянуть вдоль тела. Так полагалось по уставу. Дышать во сне по уставу же полагалось ровно, глубоко, спокойно. Ни храпеть, ни говорить во сне нельзя было.
В дверях каждой комнаты-спальни зажженный ночник тускло и уныло освещал спящих, а взад и вперед мерно расхаживали кантонисты-часовые. Но ночь не приносила с собою желанного отдыха, многих ожидали новые мучения. Некоторые страдали несдержанием мочи. После усиленной гонки в течение дня, забывшись сном, мальчик и не замечал, что он в постели. Провинившегося часовой стаскивал. Тот умолял часового не выдавать его начальству, но за это надо было откупиться хлебом, копейкой, грифелем и т.п., а за неимением взятки часовой ложился в кровать, и виновный становился на дежурство.
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ДНЕЙ НЕДЕЛИ
Во всех кантонистских школах жизнь шла по раз установленному порядку, одинаковому и обязательному для всех. Дни недели были распределены следующим образом. В понедельник и вторник — фронт и классы. Среда была расходным днем. Это означало, что по средам не кормили, и кантонисты должны были сами заботиться о своем пропитании. В этот день их отпускали на все четыре стороны; они шли в разные мастерские помогать в работе и за свою помощь получали копейки. Среда была для кантонистов вроде праздника. Кто не мог или не хотел работать, добывал пищу воровством. Группами в несколько человек отправлялись они на базар, где орудовали по заранее разработанному плану. Тихо, скромно подходили к торговкам продуктами. Часть кантонистов заблаговременно снимали погоны с шинелей. Те, что с погонами начинали спрашивать цены, торговаться, а беспогонные, стоя позади, высматривали, что удобнее будет стащить. Постояв немного и улучив момент, передние раздвигались, беспогонные хватали с лотков, что можно было: калач, кусок говядины, буханку хлеба и пускались бежать врассыпную. Погонные моментально сдвигались, продолжая торговаться и ругая беспогонных, делая вид, что между ними и грабителями нет ничего общего. Возмущаясь притворно, они подговаривали торговок бежать за ворами, обещая тем временем покараулить их товар. Неопытная торговка бросалась вдогонку отнимать краденое. Тогда погонные в ее отсутствие расхватывали весь товар и мигом исчезали. Когда удавалось ловить кантонистов-грабителей, то начиналась жестокая драка; бывало, что их немилосердно избивали, но схваченное съестное редко удавалось отнимать: украденное моментально передавалось из рук в руки и исчезало. Вернувшись в казармы, банда приступала к пожиранию добытого. Иные из кантонистов, робкие по натуре, побирались, выпрашивая милостыню.