«Да. Это не просто кусок суши, болтающийся в бездне вне времени и пространства. Это существо. Оно способно чувствовать. Реагировать. И, по всей вероятности, мыслить».
Герти выругался. Не по-британски – по-полинезийски. В глубине памяти он вдруг обнаружил множество непристойных и грязных маорийских ругательств, некоторые из которых были витиеваты, но как нельзя лучше отвечали моменту. Он не помнил, чтобы зубрил их на память, – должно быть, это был багаж полковника Уизерса…
«Какое оно? – жадно спросил Герти, отдышавшись. – Что оно такое?»
Полковник молча покачал головой. Резкий, не лезущий за словом в карман, точно отставной моряк, избороздивший все существующие моря вдоль и поперек, он сделался задумчив и тих.
«Не знаю, приятель. Я положил на это половину жизни, но до сих пор знаю о нем не больше, чем слепой, ощупывающий хвост слона. Оно такое, каким мы его видим, а ведь человеческий глаз – весьма примитивный оптический прибор. А уж то, к чему он крепится, и подавно нельзя назвать надежным инструментом… Для кого-то оно божество – и неудивительно. Оно управляется с материей и временем с невообразимой легкостью, распарывая ветхую ткань бытия, как хороший портной – старый пиджак. Для кого-то – всеблагой демиург, созидающий жизнь, пусть и в чертовски странных формах. Но я привык именовать его Левиафаном».
«Простите?» – вырвалось у Герти.
«Левиафан, – повторил полковник. – Древнее библейское чудовище, живущее в толще вод. Слишком большое и слишком древнее, чтобы существовать с человеком бок о бок, но слишком могущественное, чтобы попросту раствориться в эфире. Иногда, темными ночами, Левиафан всплывает к самой поверхности, чтоб поплескаться в волнах. Именно в такие моменты мы его и замечаем, но все, что нам доступно, – описать плеск воды под огромным плавником или отражение света его глаз в воде. У нас нет категорий, пригодных для того, чтобы судить о его истинном размере или устройстве, как у пигмеев тропических лесов нет логарифмических линеек или несгораемых шкафов. Когда-нибудь, возможно, у нас появится что-то подобное, но тех времен, по всей видимости, не увидим ни ты, ни я, ни сама Британская империя…»
«А я думал, вы разбираетесь только в ружьях и лодках», – пробормотал Герти, ощущая легкое удушье: созданные полковником образы заставили его глотать воздух, как рыбу».
«Истинный джентльмен должен разбираться во всем, – поучительно заметил полковник Уизерс. – В том, как потрошить медведя, и в том, как строить железные дороги, в том, как оберегать от влаги порох, и в том, какой рукой держать вилочку для трюфелей на приеме у герцогини…»
«Умоляю, ближе к сути!»
Полковник невесело усмехнулся.
«Жжение в пятках, Уинтерблоссом? Ты сам хотел услышать историю целиком. Впрочем, сама история, если выкинуть из нее требуху и чешую, не столь уж и длинна. По собственной самонадеянности я вздумал бросить вызов Левиафану. Охваченный гордыней, как другой безумный охотник, старик Ахав[60]
, я стал разыскивать Новый Бангор. Я не собирался сидеть и ждать зова. Левиафан был слишком хитер и опытен, чтобы звать меня. Что ж, я намеревался явиться без приглашения».«Но откуда вы знали, что он существует? Этого острова нет ни на одной карте!»
Полковник хмыкнул.
«Карты – это лишь бумага, годящаяся на самокрутки. Он любит плескаться в волнах, понимаешь? Его нельзя увидеть – по крайней мере, человеческим глазом, – его невозможно обнаружить никакими приборами, но иногда, может, раз в сто лет… Иногда некоторые люди по случайности замечают – не самого Лефиавана, конечно, но следы его существования, что-то вроде изменившегося рисунка волн, вспоротых его древней тушей. Нечто подобное случилось и со мной. Должно быть, я счастливчик. В какой-то миг я вдруг ощутил его присутствие, как старый китобой ощущает присутствие огромного нарвала под своим шлюпом. Я не знал, что это, я не знал, как оно выглядит и на что похоже, но одно я знал наверняка: я доберусь до него, чего бы мне это ни стоило, даже если мне придется потратить на это остаток своей жизни. Я сделался одержим им».
«Но ведь это невозможно, – вяло возразил Герти. – Насколько я понял мистера Брейтмана, ваш Левиафан принимает только тех гостей, которых хочет видеть. Прочим он даже не покажется на глаза».
«Верно, – согласился полковник. – Он не существует в привычной нам реальности, но иногда невольно оставляет на ней случайные оттиски. Отпечатки. Странные слухи, оговорки, помарки в старых бортовых журналах, пропавшие корабли, лепечущие вздор моряки в портовых кабаках… Прежде я не обращал на это внимания – мало ли необъяснимых вещей происходит в мире, – но стоило мне самому столкнуться с Левиафаном, как все эти крошечные знаки обрели смысл. Я начал считывать их, как опытный охотник считывает следы зверя в джунглях. Не медля ни минуты, я отправился на охоту, не подозревая, что эта охота в скором времени сделается смыслом всей моей жизни».
«Безумие, – пробормотал Герти. – Кому придет в голову охотиться на остров?»
Кажется, полковник Уизерс улыбнулся – Герти ощутил его улыбку холодком в собственном затылке.