Старуха Чоглокова недовольно поджала губы: «Это тот маленький, картавый, что в феврале приезжал?». Надя кивнула хозяйке квартиры и слегка поморщилась – ее подташнивало. «С сестрой и матерью?!» – всплеснула руками Чоглокова. «С обеими», – подтвердила Надя, ее затошнило еще больше. «Где же вы разместитесь-то?!» – не унималась хозяйка. Потом вдруг пристально посмотрела на Надежду: «Голубушка, да ты не понесла ли?!» Надя покраснела и скрестила на животе руки.
Дождь не унимался. Извозчик понукал свою кобылу, но та в гору еле тащилась. Четыре версты тянулись бесконечно. Мать слушала, как хорохорится сын и тихо радовалась его настроению. Сестра, напротив, только раздражалась: «Извини, забыла ее конспиративное имя, что-то рыбное, кажется?» Брат на провокацию не поддавался: «И Рыбой зовем, и Миногой, и даже Галилеем!» Сестра ухмыльнулась: «Галилей приготовит нам на ужин как обычно яичницу из четырех яиц?» Брат заливисто рассмеялся: «Почему же из четырех, Аннушка? Нас же трое! Из двенадцати!» Медленно проползли под одинокой деревянной аркой из наборных дощечек. «Что за чудо такое?» – поинтересовались у извозчика. «Это царские ворота, в 1891 году их к приезду наследника Николая Александровича возвели, почти десять лет прошло, а он все не едет», – с расстановкой пояснил извозчик. Сын развеселился еще больше: «Боится, что наши взорвут его вместе с воротами!» Мать вспомнила повешенного Сашеньку и загрустила. Сестра Анна, поддавшись настроению брата, весело хохотнула.
Подъезжая к месту, прошлись по поводу перекрестка улиц Жандармской и Тюремной. Шутили зря, квартирка оказалась еще хуже. Мать тяжело поднялась по крутой винтовой лестнице в мезонин. От невыносимой духоты сестра деланно закатила глаза: «Наденька, какой негодяй нашел тебе эту квартиру? Тебе мало ссылки? Ты на гвоздях часом не спишь?» Надя вспыхнула, но сдержанно улыбнулась, покорно развела руками и пригласила к ужину. Но сесть за стол не успели, пришли радостно возбужденные эсдэки Цюрупа, Свидерский и Крохмаль. Много и шумно говорили, как бы отчитываясь о проделанной работе и как бы планируя новую, за разговором съели всю яичницу, выпили ведерный самовар, накурили, ушли, когда стемнело. Мать, сестра и брат легли спать. Измотанные за день, они тут же уснули, захрапев на разные лады. Надя ворочалась всю ночь, поскрипывая пружинами узкой неудобной кровати.
Утром мать и сестра ушли на почту отправлять письма. Надя подсела к мужу за маленький столик. Муж оторвался от газеты и весело сообщил: «Представляешь, Надюш, не так давно познакомился с одним милым прогрессивным семейством, он – из купцов, она – из оперной богемы, причем из британской и французской сразу!» Надя взяла руку мужа: «Погоди. Как бы ты отнесся… отнесешься… если у нас будет ребенок?» Муж вскочил, сунул большие пальцы за жилетку и быстро зашагал по комнате: «Это же здорово! Это же замечательно! Мальчик или девочка? Ах да! Но девочка, может быть, даже лучше! А как назовем?» Надя смущенно улыбнулась: «Рано об этом, а ты бы, как хотел?» Муж остановился посреди комнаты, лукаво взглянул на жену и вкрадчиво предложил: «А давай Инессой?» Как ни старалась Надя удержать улыбку, она соскользнула с ее губ.
Старуха Чоглокова покачала головой: «Отговаривать не буду, во Христа вы все равно не веруете, а от своего бога под нашими именами прячетесь. На Никольской кержаки баню держат, в женские дни приходит повитуха Беляиха – если трезвая, то сделает все как надо».
Фильм
Максимовка
Машка сидела на низенькой скамеечке и доила козу. Коза Зорька равнодушно жевала висящий на стене сарая березовый веник. Тоненькие белые струйки со звоном ударялись о дно алюминиевого котелка. Машка внимательно следила за козой, чтобы та не взбрыкнула и не опрокинула котелок. В такт своим ритмичным движениям Машка приговаривала: «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной…»
Пункт приема
– Сизый! Я больше не могу! – кряхтел тщедушный бомжик.
– Тащи, Сиплый! – хрипел в ответ длинный, но весь скукоженный товарищ. – Нам за этот холодильник знаешь сколько Костик отвалит!
– Костик отвалит! – просипел Сиплый. – Из-за пивной банки удавится!
Сизый и Сиплый кое-как дотащили тяжелый металлический ящик до гаража с кривой надписью: «Цвет+Чер+Мет. Дорого!»
Молодой, но потрепанный Костик убавил шансон в магнитоле и, не вставая с ободранного табурета, дотянулся ногой до ящика и пнул его:
– Чё притащили?!
– Холодильник! – Сизый снял с головы кепку, смял в кулаке и робко добавил: – Наверное…
– Вижу, что «наверное»! – Костик опять пнул гулкий ящик. – Какой металл, шаромыжники?!
– Э… Медь! – прочитал Сиплый верхнюю строчку расценок, написанных мелом на двери гаража.
– Какая медь! – скривился Костик и ткнул в нижнюю строчку: – Чермет!
– Побойся бога, Костик! – разволновался Сизый. – Дюраль это! Я ж химию в ПТУ преподавал, пока абстиненцией не заболел. Дюраль!
– Ладно! – махнул рукой Костик. – Заноси в гараж!
Сиплый и Сизый затащили ящик.