Канцлер. Книга третья

Вдруг стало дурным тоном, если рядом с твоим домом был непорядок и грязь. Электорат быстро привёл территорию возле своих жилищ в порядок. Власти сначала обрадовались, но всё для них, для грязнуль, было гораздо хуже и опаснее. Люди начали задавать совсем неудобные вопросы: куда делись деньги на уборку городской территории, что происходит со свалками, что с городским озеленением, почему на отлов бездомных животных выделяются астрономические суммы и так далее. Ну не отвечать же этому взбесившемуся электорату, что это тонкости бюджета, который надо разделить, как положено, чтобы досталось всем достойным людям, кому, так сказать, положено по понятиям. Не говорить же электорату, что свалки — это полукриминальный бизнес. Но как не прячь концы, всё становится постепенно ясно. Когда электорат узнал, что свалки — это криминал, то только покивал головами. Но ночью, как в добрые старые времена битвы с зомби, начали раздаваться автоматные очереди и взрывы гранат в домах недобитого тогда криминала и в домах чиновников.

По городу даже прошёл нехороший шёпот: а не сжечь ли нам это здание Администрации. Нет, нет, совсем не за эффективное освоение бюджета, а за то, что там поселилась зараза, ведь коту дворовому ясно, что народ, который купается только раз в день, это разносчик всяких инфекций, как те городские голуби. С городскими голубями поступили радикально, как только узнали, что эти птички самые главные разносчики кучи болезней: их просто выгнали из города к херам собачьим. Из Администрации стали пачками увольняться люди, которые перестали понимать своих коллег, ну, тех, которые редко моются. Ведь сами посудите: как можно работать рядом с вонючим коллегой. Да и опасно с таким работать, к такому во двор запросто может прилететь граната. Ну, что скажешь, перестал электорат уважать грязнуль.

Увы, были и перекосы, куда без них. Это Россия. Одна незначительная прослойка электората на почве всеобщего помешательства на чистоте приобрела устойчивую мизофобию, а другая прослойка — гермофобию. Хотя были счастливые обладатели и двух этих фобий. Так что в городе стало гораздо больше заскорбевших на голову горожан.

Город постепенно стал превращаться в стерильную территорию. Ночью и днём всё постоянно мылось и чистилось. Гости города, а особенно иностранцы резко выделялись от аборигенов. Гости с опаской посматривали на озабоченных местных, которые постоянно что-то тёрли и мыли. А многие местные стали откровенно шугаться от иногородних гостей и иностранцев: те же мылись мало, мало ли какую заразу притащат сюда. На иностранцев стали смотреть, как на дикарей, которых надо было сначала отмыть, потом уже общаться с ними. Над динозавровостью иностранцев местные уже начали посмеиваться.

Жуткий случай произошёл с женщиной из Армении, об этом долго шептались местные, многие даже не верили что такое, может быть. Так вот, эта женщина в центре города на тротуар бросила фантик от конфетки!!! Тут же к этому фантику бросилось человек десять местных с чёрными мусорными мешками, сразу же утилизировав этот фантик. На женщину при этом смотрели как на исчадие ада. Её спасло только то, что она иностранка. А, понятно тогда, успокоились местные: ведь все знают, что за чертой города живут странные люди, которые моются меньше, чем три раза в день, дикари.

Вначале большая проблема была с бомжами. Те как-то не очень хотели мыться. Решили и эту проблему. Их просто отлавливали и мыли насильно. Большинство бомжей такое к себе отношение восприняли с фатальной покорностью судьбе, но некоторые царапались и кусались. Но их всё равно мыли до блеска. Идейные бомжи тут же, сразу после помывки, убегали из такого негостеприимного города. А на тех бомжей, кто согласился мыться три раза в день, было страшно смотреть. Эти люди очень мучились, поэтому некоторых мучеников местные даже зауважали.

Лёня теперь торчал на своей точке постоянно и отрабатывал доверие граждан. Теперь он на всех желающих накладывал неконтактное воздействие своей длани. Всё было просто: желающий подходил к Лёне, а тот проводил своей рукой у него над головой. Человека обдавало, как все потом говорили, очищающим жаром, появлялась эйфория и хорошее настроение, улучшались умственные способности и общее самочувствие. Денег Лёня не требовал, но кто хотел, тот мог кинуть деньги в картонную коробку. Многие кидали.

Лёня не остановился на достигнутом, и опять осчастливил город новым своим озарением. Для многих это было неприятно, да что там неприятно, это был удар ниже пояса: Лёня запретил курить. Нет, он не настаивал, чтобы курильщики бросили курить, а пьяницы бросили пить, он только многозначительно сказал, что Он не доволен курильщиками, как и пьяницами. Скрепя сердцем девять из десяти курильщиков бросили это дело, чем нанесли грандиозный урон табачному бизнесу. Табачные ларьки и всякие кальянные были обречены. Но одна десятая стойко продолжала предаваться этой нехорошей привычке: вздыхали, боялись, но курили.