Канун

— Да, вотъ, именно то, что я сижу дома съ тобой и съ Володей и съ Алексемъ Алексевичемъ, какъ съ моимъ гостемъ, а не какъ съ «товарищемъ». Только это. Это меня возбуждаетъ и опьяняетъ. А то вдь я все «засдаю» и исполняю обязанности. Вдь мы тамъ говоримъ не своимъ языкомъ и даже не своимъ голосомъ, и настроеніе наше какое-то казенно-дловое. И не думай, что мы ломаемся. Избави Вотъ, я далекъ отъ этого. Но просто такъ само собой выходитъ. Опускаясь на дно морское, напрасно мы будемъ мечтать дышать непосредственно кислородомъ. И рыбы научились отлично это длать… У нихъ вмсто легкихъ образовались жабры. Вотъ, Володя станетъ у насъ служитъ и всему этому научится и все это познаетъ.

— Но, дядя, я не хочу, чтобы у меня образовались жабры.

— Тмъ лучше для тебя, если ты съумешь обойтись безъ этого.

Показаніе часовъ, стоявшихъ на камин, вдругъ взволновало Льва Александровича. Онъ началъ торопиться.

— демъ, Алексй Алексевичъ. Сегодня мы вмст съ Алексемъ Алексевичемъ даемъ сраженіе. Потребовалась мобилизація всхъ силъ. Мы всегда даемъ сраженіе.

— Побдоносно?

— До сихъ поръ всегда побждали.

— Но, дядя, я хочу задатъ вамъ одинъ вопросъ: какое удовольствіе доставляетъ такая жизнь?

— Удовольствіе побды, мой другъ.

— Значитъ, спортъ?

— Непремнно. Въ работ долженъ быть спортъ. Если все дло сводится къ полученію жалованья и наградъ, то дло становится мертвымъ. Всякая маленькая побда доставляетъ удовольствіе, но предвкушеніе большой, генеральной, окончательной побды постоянно держитъ меня въ возбужденіи, заставляетъ жертвовать всми своими индивидуальными благами. У меня служащіе вс спортсмены. Они постоянно стараются обогнать другъ друга, побить служебный рекордъ. Ну, демъ, демъ, Алексй Алексевичъ. Въ сегодняшней коммиссіи насъ ожидаетъ сплоченная стна враговъ. Мы должны обрушить на нихъ вс свои силы. Но я надюсь вернуться раньше полуночи.

Они ухали. Наталья Валентиновна и Володя остались вдвоемъ. Лизавета Александровна не выходила. Но Наталья Валентиновна привыкла всюду чувствовать ея присутствіе. Въ особенности будуаръ ея былъ на подозрніи. Поэтому она сейчасъ же поднялась и сказала Волод.

— Перейдемте въ гостиную, тамъ больше воздуха.

И они перешли въ гостиную. Тутъ Наталья Валентиновна пошла по очереди ко всмъ дверямъ и растворила ихъ настежъ.

— Это самое лучшее средство: растворить вс двери и говорить громко. Вы, Володя, говорили съ дядей о Максим Павлович?

— Да, именно объ этомъ мы и говорили. Но оказалось, что дядя, все зналъ.

— Неужели? А мн не сказалъ. Должно быть, за кучей длъ, забылъ.

— Конечно, у него столько дла.

— Значитъ, онъ самъ уже думалъ объ этомъ?

— По всей вроятности. Но дядя думаетъ совсмъ не такъ, какъ я ожидалъ. Кажется, онъ не находилъ возможнымъ сдлать что-нибудь для Максима Павловича.

— Неужели?

— Да, насколько я могу судитъ… Вотъ его фраза: «Не знаю, насколько я могъ бы улучшить положеніе Зигзагова, но знаю, что могу ухудшить свое». А вотъ другая, въ которой заключались вс надежды: «мы объ этомъ подумаемъ съ Алексемъ Алексевичемъ». Отсюда вывожу, что они объ этомъ еще не думали.

— Вы меня огорчаете, Володя. Вы точно привезли съ собой съ юга огорченіе.

— Да, кажется, даже въ буквальномъ смысл. Я, можетъ быть, огорчу васъ еще больше однимъ сообщеніемъ. Мн не хотлось говорить вамъ это, но въ сущности, я не имю права не сказать.

— Если меня касается…

— Очень. Видите-ли, со мной халъ сюда докторъ Мигурскій.

— Онъ здсь?

— Да, онъ дохалъ до самаго Петербурга.

— Вы съ нимъ встртились?

— Я, вдь, незнакомъ съ нимъ, но знаю его очень хорошо. Мы хали въ разнихъ вагонахъ и даже въ разныхъ классахъ. Онъ въ первомъ, я во второмъ. Но что это былъ онъ, это достоврно, я ручаюсь. Я даже видлъ, какъ онъ слъ въ омнибусъ гостинницы Англія и похалъ.

— Это странно, — говорила Наталья Валентиновна, поднявшись съ мста и прохаживаясь по комнат. — Очень это странно!

— Что тутъ страннаго, Наталья Валентиновна? Это можетъ даже не касаться васъ. У него могутъ быть свои дла.

— Конечно, могутъ быть… Но странно совпаденіе.

— Совпаденіе?

— Нтъ, Володя, я мыслю вслухъ. Могу только сказать, что это мн непріятно.

— Вы наврно не встртитесь съ нимъ, а предпринимать какіе-нибудь враждебные шаги онъ не посметъ. Вдь, онъ, кажется, трусъ и положеніе Льва Александровича вполн гарантируетъ отъ этого.

— Говорите мн о чемъ-нибудь другомъ, Володя. Я не хочу сосредоточиваться на этомъ. Говорите, я буду слушать.

— Извольте. Я разскажу вамъ исторію моей любви.

— О, это будетъ очень занимательно.

— Да, занимательно именно своей необыкновенной обыкновенностью.

И онъ разсказалъ эту несложную исторію, въ которой дйствительно все было такъ, какъ бываетъ во всхъ любовныхъ исторіяхъ. Двушка въ семь. Безотчетное влеченіе, свиданія, исканіе, вплоть до вопроса о женитьб. И вотъ, когда этотъ вопросъ поставленъ былъ ребромъ, Володя почувствовалъ какъ бы ужасъ передъ надвигающимся ураганомъ и пошелъ на попятный.

Наталья Валентиновна слушала его не слишкомъ внимательно, но все-таки поняла все и смялась такому постыдному концу.