Канун дня всех святых

Они подумали о Пипкине – он всего лишь мальчик с пальчик, неподдельная радость лета, вырванный, как зуб, и унесенный черным потоком паутины и сажи.

И почти в один голос они пробормотали:

– Да.

Саван-де-Саркофаг вскочил, побежал, взбеленился, разбушевался, взревел:

– Живо! По этой тропе! На холм! По этой дороге! Заброшенная ферма! Перемахнули через забор! Allez-oop!

Они с разбегу перемахнули через ограду и оказались перед сараем, заклеенным старыми цирковыми афишами, транспарантами, истрепанными на ветру за тридцать, сорок, пятьдесят лет. Странствующие цирки оставили после себя слой лоскутов и обрывков в десять дюймов толщиной.

– Воздушный змей, мальчики. Строим воздушный змей. Шевелись!

Глава 7

Как только мистер Саван-де-Саркофаг выпалил эти слова, он содрал со стены сарая огромный лоскут, и тот затрепетал в его руках – тигриный глаз! Еще один лоскут старой афиши и – львиный зев!

Мальчики услышали принесенное ветром африканское рычание.

Они заморгали. Побежали. Раздирали ногтями. Терзали руками. Грабастали лоскуты и рулоны звериной плоти, клыков, сверлящих глаз, израненных шкур, окровавленных когтей, хвостов, скачков, прыжков и воплей. Вся стена сарая – замершее древнее шествие. Рвали на части. И с каждым рывком отслаивался то коготь, то язык, то хищный кошачий глаз. Внизу слоями лежали кошмары джунглей, задушевные встречи с белыми медведями, перепуганные зебры, жующие львиные прайды, нападающие носороги, гориллы, раскачиваясь, цеплялись за край ночи, перепрыгивали в рассвет. Тысячи животных бродили, порываясь выйти на волю. Когда кулаки, руки и пальцы мальчишек высвободились, они, посвистывая на осеннем ветру, побежали по траве.

Саван-де-Саркофаг повалил старый забор и смастерил из жердей грубую крестовину для змея, закрепил проволокой, затем встал, принимая подношения – бумагу для змея, которую мальчишки несли пригоршнями.

Все это он прижигал к раме, высекая искры кресалом костлявых пальцев.

– Эй! – кричали в восторге мальчишки. – Смотрите!

Такого они в жизни не видывали и помыслить не могли, что такие люди, как Саван-де-Саркофаг, способны одним щипком стиснуть, сдавить пальцами и сочетать глаз с зубом, зуб с пастью, пасть с рысьим хвостом. Все чудесно сливалось воедино, складывалось в безумную головоломку из джунглей и зоопарков, рвалось на волю и заточалось, приклеивалось и привязывалось, росло, ширилось, обретало цвет, звук и очертания в лучах восходящей луны. Вот людоедский глазище. Вот голодная пасть. Вот шальной шимпанзе. Чокнутый мандрил. Орущая птица-мясник! Мальчишки подбегали, поднося последние ужасы, завершающие постройку змея; древняя плоть разложена и приварена синим пламенем дымящихся костяных пальцев. Мистер Саван-де-Саркофаг напоследок раскурил сигару огоньком из большого пальца и усмехнулся. И отблеск его усмешки высветил то, что изображал Змей – погибель, свирепое зверье, чей неистовый рев заглушал ветер и рвал на части сердца.

Он остался доволен, мальчики – тоже.

Ведь Змей напоминал…

– Это же, – изумленно сказал Том, – птеродактиль!

– Что?!

– Птеродактиль – древняя летучая рептилия; исчезла миллиард лет тому назад, и больше от нее ни слуху ни духу, – ответил мистер Саван-де-Саркофаг. – Молодец, мальчик. Кажется птеродактилем, таковым и является; улетим на нем в Преисподнюю, или на Край Земли, либо в какое-нибудь другое местечко с таким же милым названием. А теперь быстро – веревку мне, бечевку, шпагат! Стащить и доставить!

Они смотали старую ненужную бельевую веревку, натянутую между сараем и заброшенной фермой. И вручили Саван-де-Саркофагу девяносто с лишним футов бечевы, которую тот протащил через сжатый кулак, да так, что от нее повалил несусветный дым. Он привязал ее к середине огромного Змея, который бился, как морской дьявол, заблудившийся и выброшенный на высокий берег. Уложенный на траву, Змей трепыхался от порывов ветра.

Саван-де-Саркофаг сделал шаг назад, дернул, и – о чудо! – Змей взлетел. И завис невысоко на конце бельевой веревки, на бесцеремонном ветру, метался то в одну сторону, то в другую, резко восставал на дыбы, бросая всем вызов стеною из глаз, крепких зубов и ураганом воплей.

– Он не поднимется, не полетит по прямой! Хвост! Нам нужен хвост!

И, как по наитию, Том поднырнул под Змея, ухватил его снизу и повис. Змей пришел в устойчивое состояние и стал подниматься.

– Молодец! – воскликнул черный человек. – Браво, юноша! Умница! Да будешь ты хвостом! Нужно еще, еще!

И пока Змей полз по восходящему течению воздушной реки, каждый из мальчиков, поддавшись порыву, подстегнутый его находчивостью, цеплялся за хвост: Генри-Хэнк, облаченный Ведьмаком, схватил Тома за лодыжки, и теперь Змей обзавелся великолепным хвостом из двух мальчиков!

И Ральф Бенгстрем, обернутый в пелены Мумии, путаясь в бинтах, стиснутый погребальной плащаницей, несуразно ковыляя, подпрыгнул и ухватился за ноги Генри-Хэнка.

И вот уже трое мальчиков висели вместо хвоста!

– Эй, подождите меня! – закричал Попрошайка, под грязными лохмотьями которого на самом деле скрывался Фред Фрейер.

Он подскочил и схватился.