Капер

Испанский галеас появился перед заходом солнца. Шел он с северо-востока и ближе к берегу. Длиной метров шестьдесят, шириной около десяти. Нижняя часть корпуса серая, верхняя — черная с желтыми полосами. Три мачты с огромными латинскими парусами, сейчас свернутыми, подвязанными к рю, которые в свою очередь поставлены вертикально возле мачт и принайтованы к ним, и шестьдесят четыре красные весла, которые в такт погружались в воду и поднимались из нее, роняя капли воды. Спереди торчал шпирон. На форкастле установлено двенадцать пушек: четыре тридцатидвухфунтовые куршейные и по четыре двадцатичетырехфунтовых бортовых. На фальшбортах десятка по полтора легких фальконетов на поворачивающихся вилках. На ахтеркастле еще десять пушек двадцатичетырехфунтовых, все бортовые. Кораблестроитель не предполагал, что его детищу придется от кого-нибудь убегать и отстреливаться. Обычно на галеасе экипаж состоит из капитана, двух шкиперов, четырех офицеров, священника, врача, боцмана, плотника и около тысячи гребцов, матросов, комендоров и солдат. Не мудрено, что вся эта орава решила, что им по плечу захватить фрегат под голландским флагом, который покачивался на невысоких волнах, ожидая, когда задует ветер.

Дуть ветер не собирался, поэтому я приказал спустить на воду баркас. С бака на него завели буксирный трос. Баркас развернул фрегат левым бортом к приближающемуся галеасу, после чего спрятался за корпус корабля, ожидая следующий приказ.

Испанцы выстрелили первыми с дистанции кабельтова два. Только одно тридцатидвухфунтовое ядро попало в борт на полметра выше ватерлинии. Еще одно оборвало грота-ванты левого борта. Пальнули, как понимаю, ради форса. Уверены, что захватят приз абордажем. На форкастле скопилось около сотни солдат, вооруженных короткими пиками и мечами.

Залп наших пушек был более результативным. С дистанции чуть больше кабельтова они разворотили форкастель, превратив ее в нагромождение убитых и раненых людей, орудийных стволов и обломков бревен и досок. Эта куча шевелилась, из нее выползали окровавленные люди и скатывались на куршею. Одно ядро угодило в правую скулу возле закрепленного там якоря с металлическими лапами и деревянным штоком. Ядро пробило в корпусе небольшую дыру. Якорь от сотрясения сорвался и смайнался в воду на длину якорного каната, второй конец которого был надежно закреплен на форкастле или привален пушкой и обломками бревен. Видимо это ядро или какое-то другое, угодило в гребцов правого борта, потому что ближние к нам три весла остались опущенными в воду. За них зацепились другие и тоже остались в воде, из-за чего галеас резко повернулся к нам левым бортом. Испанцы сперва разрядили в нас бортовые фальконеты, а когда галеас полностью повернулся к нам бортом, пальнули из пушек на корме. Двадцатичетырехфунтовые ядра проломили в двух местах фальшборт и поразили несколько человек. Одному матросу оторвало ноги выше коленей. В горячке он пытался встать, и его руки соскальзывали на мокрой от крови палубе.

Испанский десант вышел на верхние палубы, готовясь к атаке. Несколько человек стреляли по нам из тяжелых мушкетов, положив их на планширь. Испанцы были уверены, что все наши пушки разряжены, что не успеем выстрелить еще раз до того, как они окажутся на нашем корабле.

Дождавшись этого, я приказал:

— Карронады, огонь!

Залп картечью смел испанских десантников с верхних палуб и заодно досталось многим гребцам левого борта. Кому-то картечина прилетела через порт для весла, кому-то — через борт, по сравнению с нашим, трехслойным, — очень тонкий, потому что данный тип кораблей не предназначен для плавания в штормовую погоду. Они редко выходят в открытое море и обычно ночуют в портах. Снесло и полосатый зелено-синий шатер, который стоял на ахтеркастле. Наверное, капитанский. Сидеть в каюте в такую жару тяжко.

Галеас про инерции прошел вперед, оказался у нас по корме и вне досягаемости наших орудий. Я приказал баркасу развернуть фрегат правым бортом к противнику. Маневр занял несколько минут. За это время галеас удалился от нас кабельтова на полтора. Ядра из пушек пробили в корпусе несколько дыр, а ближе к корме и чуть выше ватерлинии — довольно внушительную. Стали видны бочки, стоявшие в трюме. Судя по цвету вытекающей из дыры жидкости, в бочках было красное вино. Мне показалось, что это галеас истекает кровью.

Испанцы опять наступили на те же грабли — оставшиеся в живых выбрались на главную палубу, решив, что следующий залп будет не скоро. У меня есть подозрение, что время, за которое избавляются от стереотипа, равно времени, за которое его наработали. Залп картечью из карронад помог им сократить это время до минимума. Тем, кто выжил.

По моей команде матросы на баркасе налегли на весла и развернули фрегат левым бортом к противнику. Как ни странно, пока никто из гребцов баркаса не пострадал. Я боялся, что испанцы перебьют их из фальконетов и мушкетов. Видимо, сидящих в баркасе не сочли достойной целью.