Капер

На корме стоявшего посередине галеона появились офицер в широкополой шляпе с тремя перьями цапли и с длинной рапирой, висевшей в ножнах на поясе. Он посмотрел на наш катер, который подошел к боновому заграждению, что-то крикнул, сложив руки рупором, в сторону правого берега реки. Там был вытянут носом на песчаный пляжик баркас, а рядом десятка три испанских солдат, разбившись на группы, играли в кости. Офицеру пришлось крикнуть еще дважды, пока игроки решили сделать перерыв и выяснить, кто им мешает.

— Возвращаемся на фрегат, — приказал я гребцам.

Я узнал всё, что хотел, а сражаться с испанскими солдатами желания не имел. Впрочем, и они не собирались гоняться за нами. Как только увидели, что мы разворачиваемся, сразу вернулись к игре, несмотря на крики офицера с галеона. Их поведение подтверждало слухи, что начались перебои с выплатой денег солдатам, из-за чего дисциплина стремительно ухудшалась. Радовало, что проблемы с деньгами начались у испанцев не без нашей помощи.

Вернувшись к голландскому флоту, провел вторую встречу в том же составе на флагманском корабле. Пили то же самое подслащенное вино, но закусывали на этот раз копченой, солоноватой селедкой. Это сочетание сладкого и соленого было для меня неожиданным, а потому показалось забавным. В двадцать первом веке был у меня знакомый, склонный в промежутках между запоями к гастрономическим экспериментам, который любил делать «ёрш» из пива и водки и закусывать шоколадными конфетами «Белочка». Утверждал, что черти являются ему исключительно шоколадного цвета.

— Надо будет, чтобы на корабле Матейса ван Лона пушки на одном борту все были английские и такой длины, чтобы их было легко заряжать, и зарядов на каждую не меньше двадцати, — открыл я совещание.

— У меня почти все именно такой длины, — проинформировал мой бывший шкипер. — Я обменял большие на более удобные.

— Вооружи ими свой правый борт и приготовься к постановке на шпринг, — приказал я. — Помнишь, как это делается?

— Конечно, помню! — с ноткой обиды воскликнул Матейс ван Лон.

— Порохом, ядрами и картечью мы обеспечим его, — заверил Биллем ван Треслонг.

— В первой фазе операции будут участвовать и ваши два галеона. Вам потребуется побольше картечи, — продолжил я. — Встанете на якоря возле берега и будете обстреливать испанцев на суше, если вздумают нам помешать снять боновое заграждение.

— А потом пойдем все вместе на абордаж? — спросил Луи де Буазо.

— Не сразу, не все и только по моему приказу, — ответил я. — И самое главное: операцию начнем в воскресенье утром, когда испанцы отправятся в церковь.

— Воевать в воскресенье грешно! — пламенно возразил адмирал.

— Грешно терять людей из-за предрассудков, — сказал я. — Особо набожные могут не участвовать в операции. Но если их будет слишком много, я откажусь от командования, вернусь в Роттердам.

— Мы поговорим с людьми, — пообещал Биллем ван Треслонг.

Отказавшихся согрешить ради победы над врагом и, что главнее, ради добычи, можно было по пальцам пересчитать. Подозреваю, что и этими двигала не столько религиозность, сколько боязнь погибнуть. Предыдущее нападение на испанскую эскадру слишком дорого обошлось гезам.

В этих местах сильные приливно-отливные течения, поэтому жизнь моряков и рыбаков подчинена их циклам. Испанцы знают, что при слабом ветре мы можем напасть на них только во время прилива, в середине его, когда прилив сильнее течения реки. В остальное время корабли придется буксировать с помощью баркасов, что практически сводит на нет их возможность вести бой, а в середине отлива баркасы и вовсе не потянут. Утро было безветренное, с легким туманом, поэтому, переждав середину прилива, испанцы расслабились. Большая часть матросов с кораблей и солдат с береговых постов ушла на воскресную службу. Мы подошли к испанской эскадре в самом конце прилива, когда его силы были равны течению реки. То есть, морская и речная вода на этом участке реки остановились, напоминая двух баранов, упершихся лбами. Боновое заграждение было вытянуто почти в прямую линию, а испанские корабли повернуты к нам бортами. Впрочем, из-за тумана заметили мы их и они нас только, когда фрегат подбуксировали к самому боновому заграждению. На палубы испанских галеонов стали выходить офицеры и матросы. Наверное, пытаются понять, что мы собираемся делать

— Отдать якорь! — приказал я.

Якорь-цепи у меня железные. Звенья с контрфорсами, чтобы не сжимались. Голландские судовладельцы и корабелы приходили, смотрели, соглашались, что так надежнее, но заказывать такие не спешили, обходились по старинке обычными тросами. Слишком дороги такие цепи.