Капетингская королевская власть извлекла некоторую выгоду из общего улучшения положения народных слоев. Более оборотистые крестьяне, общее благосостояние которых способствовало развитию ремесел, естественно, желали порядка и мира, порождавших это процветание. Заслугу в них они не без оснований приписывали королевским действиям и были признательны королевской власти. В своей слабости они охотно видели в суверене защитника с приемлемым для них правосудием, хозяина, агенты которого, конечно, были не без недостатков, но все же казались лучше, чем агенты их местного сеньора или самих сеньоров; короля, могущество которого положило конец местной тирании, столь долго ими терпимой.
Понятно, что эти крестьяне и ремесленники не были бы способны серьезно помешать распространению королевской власти по всему королевству. Всякие политические действия им были запрещены. Но они не оставались безразличными к ее успехам, и их симпатии к королевской власти ослабляли, невзирая на всяческое сопротивление, знать. Кроме того, королевские агенты, находящиеся в гуще народа, готового благосклонно принять новую власть, могли отправлять свои функции легче, чем если бы они действовали среди враждебно расположенного населения.
Выше мы уже останавливались на крепких узах, изначально связывающих капетингскую династию с духовенством. Экономические и социальные преобразования XI и XII вв. нисколько не ослабили этот союз.
Подъем буржуазии, становление этого класса, его эмансипация часто происходили за счет церкви, и если бюргеры разделяли общую набожность своих современников от Гуго Капета до Карла IV Красивого, то нельзя сказать, что их чувства по отношению к священникам были особо дружескими. Возможно, источник этой враждебности крылся в существовании многочисленных клириков, бывших таковыми лишь по тонзуре, занимавшихся то ли торговлей, то ли прочими промыслами, пользуясь привилегиями своего духовного состояния. Чувства знати к церкви были не более благосклонны. Состояние клириков оставалось значительным, а его происхождение по большей части связывалось с щедротами благородного класса по отношению к Богу и его святым. Ибо теперь, обеднев, знать сожалеет о своей былой щедрости и охотно заполучила бы назад имущество, некогда предоставленное ради целей, которых, надо сказать, не всегда удавалось достичь. Земли церкви смешивались с землями знати, и это постоянное соседство порождало многочисленные конфликты, которые церковное правосудие в стремлении их прекратить пресекало в пользу духовенства. В целом горожане и знать враждебны церкви, и эта враждебность создает пропасть между церковниками и прочими социальными группами. Эта пропасть еще больше углубляется различием ритмов внутренней эволюции этих групп и церкви, структура которой оставалась относительно неизменной.
Впрочем, в последнюю вводились и новые элементы. Один из них был создан нищенствующими орденами, главными из которых во Франции были ордена святого Франциска и святого Доминика. Эти монахи нового типа больше не привязаны к тому или иному аббатству, подобно бенедиктинцам Клюни или преобразованным клюнийским конгрегациям. Они проповедуют в провинции своего ордена, но проповеди не привязывают их к определенной местности. Единственная связь, известная им, это связь с самим орденом.
Кажется, эти бродячие монахи без территориальной привязки, международный характер которых был ярко выражен, а зависимость от Святого престола являлась абсолютной, могли бы представлять во французской церкви элемент сопротивления действиям королевской власти. Тем не менее, этого не случилось. Францисканцы и доминиканцы стали любимцами французских королей, осыпаемые, особенно с правления Людовика Святого, королевскими дарами — дарами, заметим мимоходом, если и включающими порой земли, то в основном состоящими из рент или цензов. Так что покровительствуемые и обогащаемые Капетингами, францисканцы и доминиканцы охотно служили династии. Они остались верными королю в конфликте между Филиппом Красивым и папой Бонифацием VIII. И это были не только последователи святого Франциска, «духовные» тенденции которых могли бы объяснить их поведение по отношению к понтифику, энергично вмешивающемуся во внутренние распри ордена, но также и доминиканцы, к которым подобные доводы не относились. У нас сохранилось письмо от 22 июля 1303 г., в котором французские братья-доминиканцы приглашают братьев своей провинции присоединиться к собору, созываемому по просьбе короля[222]
.Эти нищенствующие ордена также служили королевской власти, умножая царившее во французской церкви разделение. Недовольство, вызванное у мирян вопросом веры новоприбывших, вопросом, в котором Святой престол принял сторону нищенствующих орденов, злоба, испытываемая к этим орденам старыми церковными и монастырскими учреждениями, наблюдавшими, как оборачивается на пользу якобитам и францисканцам щедрость верующих, повлекла отход от короля черного и белого духовенства, досадующих на покровительство нищенствующим орденам Святого престола.