В качестве вступления к рассказу об этом сравнительно коротком царствовании, итог которого был во многих отношениях положительным, сравним два портрета этого короля, разделенные шестью веками и показательные для двух подходов к историографии. «Большие французские хроники» представляют Филиппа III достойным сыном Людовика IX, старающимся буквально выполнять «Наставления» знаменитого отца: «Пусть он не был образован, но был кроток и добр к прелатам святой Церкви и ко всем, кто пламенно желал служить Нашему Господу […]. После того как король возвратился во Францию и вступил на престол отца, он начал усваивать добрые нравы и учиться творить добрые дела». Следуя «совету мудрецов и достойных людей», он не раз прибегал к умерщвлению плоти, «отчего можно было бы сказать, что вел он скорей жизнь монаха, нежели рыцаря». Через шесть веков в «Истории Франции» под общей редакцией Эрнеста Лавиccа[240]
медиевист Шарль Виктор Ланглуа, один из мэтров так называемой позитивистской школы, высказал о старшем сыне Людовика IX, ставшем королем в двадцать пять лет, безапелляционное суждение: «Повелителя Запада на троне Франции сменил человек незначительный […]. Послушный отцу, послушный матери, до крайности покорный». Возможно, и сильный физически, но «имевший вид благодушный и заурядный». Он был благочестив, милосерден и честен, но «ему недоставало проницательности и энергии» — до такой степени, что он позволял приближенным руководить собой.В подтверждение последнего заявления можно вспомнить, насколько влиятельным при дворе стал Пьер де Ла Бросс, уроженец Тура. Сделавшись в 1266 г. камергером Людовика IX, он сумел приобрести большое влияние на наследника и пользовался его щедротами. Делая с королем «все, что хотел», по выражению одного хрониста, он так же внушал страх баронам и прелатам, как и уважение — папе и английскому королю. Однако эту безраздельную власть подорвал второй брак Филиппа III. Овдовев после смерти Изабеллы Арагонской, король в августе 1274 г. женился на Марии Брабантской. После этого вспыхнула беспощадная война между кликой брабантцев, группировавшихся вокруг королевы, и кликой королевского фаворита Пьера де Ла Бросса. Обе стороны не брезговали самой бессовестной клеветой. Говорили, что Людовик, старший сын короля, умерший в 1276 г., был отравлен брабантцами. Ходили слухи о гомосексуализме монарха, наказанием за который якобы и стала кончина принца Людовика. Это темное дело плохо обернулось для Пьера де Ла Бросса. Ловкая интрига позволила его врагам добиться, чтобы его арестовали и повесили в июне 1278 г., не оставив ему времени привести доводы в свою защиту. Современники усмотрели в этом только превратность судьбы, переменчивой в своих милостях. На деле он пал жертвой заговора крупных феодалов (герцога Бургундского, герцога Брабантского и графа д’Артуа), желавших контролировать королевский совет.
После этого влияние королевы Марии на слабовольного Филиппа III упрочилось. Любившая роскошь королева окружила себя блестящим двором, где были не только французские вельможи (Дре, Сен-Поль), но и имперские (герцог Брабантский, графы Бургундский и Люксембург) и где выделялись Роберт д’Артуа и Карл Анжуйский, король Сицилии. Следовало считаться и с постоянным влиянием королевы-матери Маргариты Прованской, заклятой противницы анжуйцев, открыто поддерживавшей англичан. Король колебался между этими враждебными друг другу силами, и не следует забывать также о весе, какой еще сохраняли советники и чиновники его отца. Хронисты настаивают, что выдающуюся роль играл Матвей Вандомский, аббат Сен-Дени, которому якобы доверяли «все дела королевства».