Капетинги. История династии (987–1328)

В законодательном плане впечатление непрерывных перемен было по меньшей мере столь же сильным, как и в судебной сфере. Если любой сеньор считался «государем в своем баронстве», то король был «государем над всеми» и мог вводить «такие установления, какие ему угодно», применяя принцип, высказанный Фомой Аквинским (ум. 1274): «Право творить законы принадлежит тому, кто представляет многих». Фактически, если учесть наследие феодальных обычаев, монарх мог законодательствовать как барон в своем домене и как король во всей Франции. Чтобы иметь силу закона, общие установления не должны были посягать «на дела, совершенные в прошлое время», их должен был обсудить «очень большой совет», им следовало идти на пользу всему королевству и быть обоснованными[243]. Ссылка на общую пользу отражает осознание требований гражданского порядка. В качестве обоснования власть могла сослаться, например, на опасность войны или угрозу голода. Что касается обсуждения «очень большим советом», то это был старинный феодальный обычай. Большие советы, действительно собиравшиеся в XIII в., обеспечили переход от феодальных собраний (conventus) в чистом виде к Генеральным штатам XIV в. Бароны и прелаты собирались по призыву короля, чтобы обсудить войну, крестовый поход или публичное право королевства. С 1270 по 1285 г. такие советы рассматривали важные вопросы, чреватые военными и финансовыми последствиями: в 1274 г. — проблему Наварры, в 1275 г. — «заморскую переправу», в 1280 г. — мир между Кастилией и Францией, и, наконец, возможность для одного из сыновей Капетинга наследовать арагонский трон. Эти собрания часто санкционировали распоряжения, подготовленные членами парламента.

Памятники законодательства этого царствования можно разделить на две основных категории. Прежде всего, существовали распоряжения, относящиеся к частному праву: по кодификации обычаев, исправлению обычаев дурных (таких, как очистительная клятва в Гаскони) и фиксации других практик, например доказательства существования обычая путем опроса («enquete par turbe», то есть массового опроса). Далее, были главные тексты — ордонансы, относящиеся к публичному праву, полный набор которых, к сожалению, до нас не дошел, поскольку многие свитки, информировавшие бальи, сенешалей и крупных вассалов о результатах совещаний в парламенте, пропали. Некоторые постановления просто подтверждали распоряжения времен Людовика Святого: евреи не имели права давать ссуды под проценты и должны были носить «кружок» (rouelle), им запрещалось отстраивать синагоги и хранить Талмуд (1280 и 1283 г.). Репрессивные меры предпринимались против разных категорий ростовщиков (1274 г.) и против тех, кто богохульствовал или играл в кости. Выходили постановления о монетах. Встречались и оригинальные законодательные меры: совершеннолетие старшего королевского сына было назначено на четырнадцать лет; принимались распоряжения о погашении долгов, о правосудии и по вопросам создания общей полиции, но ни один ордонанс не был посвящен реформированию королевства, в отличие от времен Людовика IX.

Очевидно, что можно задаться вопросом об эффективности этих законодательных мер. Касательно погашения долгов они, похоже, были выполнены в точности. Зато можно усомниться в том, что были исполнены все семь постановлений о монетах.

Медленное усовершенствование королевского двора

Шарль Виктор Ланглуа, писавший во времена, когда образцом для историков были естественные науки, в своем исследовании «Царствования Филиппа Смелого»[244] любил сравнивать прогресс королевской курии (curia regis) с эволюцией живого организма: «Если живые существа стоят на лестнице животных или растений тем выше, чем более дифференцирована их масса и чем лучше каждая из их частей приспособлена к выполнению некой особой функции, то тому же закону подчинено и совершенствование государства: его достоинство и сила растут по мере того, как оно лучше определяет обязанности, возложенные на каждого из его членов. Но рациональное разделение двора происходило медленно, как любые органические трансформации»[245].

Внутри curia, которая отныне венчала всю административную иерархию королевства, старинные дворцовые чины утратили значение. Их обладатели уже по-настоящему не влияли на работу правительства, составленного из советников (consiliarii). Один осведомленный наблюдатель действий правительства, доминиканец Гумберт Римский, с безупречной ясностью описал тройную миссию двора: «Завершать дела после обстоятельного обсуждения, принимать счета у королевских чиновников и направлять деятельность правительства». На самом деле разделение труда между разными службами оставалось еще в зачаточном состоянии. Курию надо представлять полиморфной, способной принимать три разных облика: curia in parlamento (суд в парламенте), curia In compotis (счетная палата) и curia in consilio (королевский совет).