Билл опустил глаза, вздохнул, и сделал шаг к Диме. Внезапно ворона в его руке слегка дёрнулась. Билл, как и все остальные, перевели взгляд на птицу. У нее были слегка опалены перья и обгорели лапы, но она была явно живая. Билл просиял от радости, взял ворону по крепче за туловище и направился к краю крыши.
- Эй! Билл! Стой! – крикнул Дима, кидаясь за парнем, но Билл уже спрыгнул. Дима тоже хотел спрыгнуть за ним, но был остановлен Томом.
- Lassen Sie Sie gehen. Mit ihm ist oft(Пусть идёт. С ним такое часто), – сказал Том, глядя на увязшего по пояс, но продолжавшего идти Билла.
Билл вернулся спустя час. Не то, чтобы его ждали… Дима думал о нем некоторое время, а немцы забыли почти сразу.
Вернулся Билл без вороны. Как оказалось, он оставил её Тамаре Васильевне на выхаживание. Авось выживет.
«Мда… Не было печали, а теперь за двумя полутрупами ухаживай…» – подумал Дима.
Все были грязные и уставшие после всех этих трубочистических работ. Да и новости Билла относительно лесного зверья, бегающего по деревне во время поднятия уровня снега, не радовали. Поэтому было решено устроить немцам настоящий мужской русский отдых. А именно – природа, баня, и водка.
Билл приготовил еду, Георг с Томом накрыли на стол, Миша растопил баню, Дима замочил веники и поставил водку на стол. Правда, прежде чем поставить, он перерыл весь двор, пытаясь её найти, проклиная свою идею по поводу охлаждения самогона в снегу.
Редрик долго уговаривал немцев раздеться. Но, привыкшие к несколько другому отдыху, парни искренне не понимали, зачем снимать трусы и повязывать на себя простыни. Том так вообще запротестовал изо всех сил. Редрику пришлось приложить немало усилий, втолковывая, что в России совершенно нормально раздеваться перед другими мужиками. Ну как объяснить им, что они находятся не в «толерантной Германии», а в «варварской России», где геев всячески чморят и унижают. Русские мужики не держат в голове какой-то второй смысл. И немцам совершенно нечего бояться.
Кое-как Редрик справился с этим. Немцы, краснея и отворачиваясь друг от друга, разделись, неумело обвязались простынями и тесной толпой вошли в предбанник. Редрик открыл перед ними дверь в парную.
- Ухх! Хорошо… – Дима выпрямился, поднимая веники из тазов. Билл покраснел и отвел взгляд от абсолютно голого Чернова, – Ну-с? Кого первого? – Дима тряхнул вениками, обрызгивая парней водой. Немцы отшатнулись назад, но врезались в Редрика.
- Main Mutter… – проскулил Билл.
- Es scheint, jetzt werden wir foltern (Кажется, сейчас нас будут пытать), – натянуто произнёс Том.
- Я! Я первый! Димк, давай меня! – в парную, крича и расталкивая немцев, ворвался Миша. Дима улыбнулся. Мишка тут же лег на живот на одной из ступенек парилки.
При каждом ударе веника о Мишу немцы вздрагивали. Редрик быстро объяснял им, что это такая русская традиция.
- Я-я, – подтвердил Димка, обрушивая очередной удар на визжащего от удовольствия Мишу, – Рашн традишн.
Георг нервно сглотнул.
- Sie sind Barbaren. Genau Barbaren (Они варвары. Точно варвары) – Густав прижимался к стене.
- Haben Sie sich freiwillig entschieden свариться lebendig. Ja, und uns Kochen (Они добровольно решили свариться живьем. Да еще и нас сварить!), – Том дернулся, когда Димин веник пролетел над его головой.
- Das wilde Land. Die wilden Sitten (Дикая страна. Дикие обычаи), – Подвёл итог Георг.
- Ja okay, das ist Sie ! Und mir hat Sie gefallen (Да ладно вам! А мне они нравятся…) – улыбнулся Билл, за что тут же получил подзатыльник от брата.
- Du bist klein und dumm. Nichts verstehst es nicht in diesem Leben (Ты маленький и глупый. Ничего не понимаешь в этой жизни)
Билл нахмурился и решительно встал.
– Дима, – позвал он. Чернов удивленно обернулся. – Я… next. Want to be. – проговорил Билл.
Дима расплылся в улыбке и указал веником на освобожденную Мишей полку. Билл испуганно посмотрел на Тома, в чьих глазах ярко читалось «Ну что, боишься? Я же говорил». Билл уверенно лег на полку, мысленно читая молитву.
- Ты уж отбей его как следует, – шепнул Мишка на ухо Диме. Тот кивнул и замахнулся веником.
Всё же Дима не мог бить в полную силу и обходился с Биллом довольно нежно. Нет, им двигали далеко не высокие чувства по отношению к младшему Каулитцу. Он просто боялся сделать тому больно. Вдруг орать начнёт? С его поставленным голосом – оглохнуть на раз-два. Да и хилые они, эти немцы. А вдруг на Билле синяки останутся? Его ж потом Йост с Шухардом в бараний рог свернут!