Капитал. Полное собрание пьес

Надеюсь, ты понимаешь, что меня подобная перспектива совсем не устраивала. Помнишь, мы гуляли с тобой как-то осенью в Сокольниках и ты сказала: «Маша, ты не создана для семейного благополучия»? «Но для чего же я, по-твоему, создана?» — спросила я тогда. «Для любви»,— ответила ты со свойственным тебе максимализмом. Я долго смеялась. Теперь же я понимаю, как ты была права. К сожалению, многое в своем характере я осознала и поняла только в результате болезненного, мучительного опыта. Несмотря на стопроцентную еврейскую кровь, я поняла, что Восток далек от меня, впрочем, как далека и Америка. Мне претят общинность, коллективизм, национализм, равно как и сверхдержавный шовинизм, имперскость, желание мирового господства. «Я европейка,— сказала я своему отцу. — Я хочу жить в Европе». К счастью, он понял меня и благословил на новые мытарства. Еще в Москве я познакомилась с Александром Глузманом — милым и добропорядочным человеком…

Маша-1 (кидает «Озеро»)

Он тогда когти рвал со страшной силой, ему за фарцу иконами срок грозил. Как говорится — улетела птичка из-под ножа. А в Израиле он семитской этнографией объелся, на свою бабу болт забил, хоть она уже была с ребенком: хочу в Париж! Я тоже в Париж хотела, а куда еще хотеть? Не в Хельсинки же. В общем, трахнулись мы с ним, купили билеты — и в Париж. Лечу и думаю — вот, пиздец, город нашей с тобой мечты. Ив Монтан, Елисейские Поля, Пляс Пигаль. Думаю, вот где душа расправится, вот где вздохну свободно. Но теперь, трезво оценивая всю Европу, скажу тебе без дураков: хуевей столицы, чем Париж, я не встречала. Город маленький, грязный, везде пробки, черномазых и арабов до хуя. Французы — такие свиньи! Жадные, мещане до мозга костей, но каждый — пуп земли. Сколько меня ни ебли французы, еще в России,— никто никогда ничего не подарил! А бюрократы у них — еб твою мать! Пока мы вид на жительство получили, я поседела. А потом началось самое хуевое — денег нет, живем на пособие, Сашка подрабатывает грузчиком. А я… Знаешь, чем я там зарабатывала? Лепила пельмени для русского ресторана «Метелица». Убиться веником, зайка! Я — дочь профессора Рубинштейна — сижу в однокомнатной квартирке в арабском районе и леплю пельмени! Пиздец всему!

Маша-2 (из окошка недостроенной ледяной избушки)

Пиздец всему.

Маша-1 (забирает оставшийся «Нойшванштайн» и выпрыгивает из пустой рамы)

А эмиграция! Вот где паноптикум, хоть всех в кунсткамере выставляй! Мудаки, тупицы, павлины.

Маша-2

Мудаки, тупицы, павлины.

Маша-1

А эти писатели наши, властители дум. Такое говно, такое говно!

Маша-2

Такое говно, такое говно.

Маша-1

А художники! Только бы поскорее в постель уложить, трахнуться кое-как и хныкать, как они любят Россию-матушку и как не хотели уезжать. Свиньи!

Маша-2

Свиньи.

Маша-1

В общем, в Париже я говна хлебнула — мало не покажется.

Маша-2

Мало не покажется.

Маша-1 пристально смотрит на избушку, потом с криком бросает в нее «Нойшванштайн». Избушка разваливается на куски, Маша-2 выскакивает из нее, Маша-1 гонится за ней, продолжая кричать, Маша-2 впрыгивает в раму, рама начинает раскачиваться, поднимаясь над сценой. Звучит бравурная музыка. Маша-1 плачет, садится на пол, закуривает.

Маша-2 (весело раскачиваясь на раме)

Но было и в Париже светлое пятно. Эдик. Утешил и обогрел меня просто по-отечески. Первый эмигрант, который сказал мне две очень важные вещи. Первое: эмиграция, это в любом случае — трагедия. Второе: на Западе ебаться без презервативов можно только с приличными людьми. Так что, делай выводы, Маша, сдерживай свой темперамент.

Маша-1 (курит, всхлипывая)

Вот. А потом говорит… хочешь, говорит, я тебя с приличным человеком познакомлю. Я говорю — мне все равно, знакомь. Ну и… у них было суаре по поводу продажи картины Эдика одному немцу. Эдик говорит — приходи, он парень симпатичный, только со странностями. Химик. Вроде из очень богатой семьи. Собирает живопись еврейских художников. Торчит на еврейской культуре. Учит иврит. Приходи.

Маша-2

Признаться, я ожидала встретить такого плешивого очкарика, скучного, как гороховый суп. Но, рыбка моя, когда я вошла и ЕГО увидела, я просто охуела: высокий альбинос, голубоглазый, лицо красивое, породистое, странное, нервное,— то, что надо. 41 год, а выглядит моложе меня. Но при этом весь какой-то пришибленный, робкий.

Маша-1

Да… встал и смотрит на меня, будто он у меня что-то украл. Стоит, как хуй, и смотрит. Я даже смутилась сперва. Но… честно скажу — я сразу заторчала на нем. Врать не буду. Сразу заторчала.

Маша-2