Капитал. Полное собрание пьес

И стала лихорадочно вспоминать свой семейно-школьный немецкий. Меня же дедушка-бабушка на братьях Гримм дрочили с пеленок, еврейское воспитание профессорской дочки, что ты хочешь, а папаша за завтраком бывало.

Декламирует с сильным русским акцентом.

Ихь штанд геленэт дэн Маст

Унд цэльте едэ Велле

Адэ, майн щёнес Фатерланд,

Майн Шифф, дас зегелт шнелле.[2]

Маша-1 (всхлипывая)

Ну и… в общем, я это… ну…

Рама перестает раскачиваться.

Маша-2 (пристально смотрит на Машу-1)

И?

Маша-1 (плачет)

Знаешь… ну… я тогда… я тогда…

Маша-2 (выплывает из рамы, зависает в воздухе над Машей-1)

Что?

Маша-1 (рыдает)

Ну… я… я… тогда… я…

Маша-2 (тихо, зловеще)

Пошла вон отсюда.

Маша-1 (перестав рыдать, поднимает голову и видит нависшую над собой Машу-2)

А?

Маша-2 (нажимает рукой на голову Маши-1, вдавливая ее в пол)

Воооооон.

Маша-1 исчезает.

Конец первого действия.

действие второе

На заднике сцены висят две массивные пустые рамы. Сцена покрыта большими белыми кусками, похожими на части разборных детских картин «puzzle». К каждому куску приделан либо белый крюк, либо белая женская туфля. Посередине сцены с бокалом шампанского стоит Гюнтер. На нем элегантный, но слегка чопорный костюм. К Гюнтеру подходит Маша. На ней красивое вечернее платье, в руке бокал шампанского. Звучит французская эстрадная музыка.

Маша

Добрый вечер. Меня зовут Маша.

Гюнтер (говорит, сильно заикаясь)

Д-д-добрый в-в-ве-чер. Гюнтер.

Маша

Вы интересуетесь еврейской живописью?

Гюнтер

Н-н-не только. Н-н-но вообще еврейской к-к-культурой.

Маша

Почему?

Гюнтер

Ну… эт-т-то оч-ч-чень интересно.

Маша

Эдик сказал мне, что вы знаете иврит.

Гюнтер

Н-н-немного.

Маша (на иврите)

Где вы учили иврит?

Гюнтер (на иврите)

Я уч-ч-чил ив-врит в Иерусалимском ун-н-ниверситете.

Маша (на иврите)

И как долго?

Гюнтер (на иврите)

Два г-г-года.

Маша

Два года?

Смеется.

А я смогла только два месяца.

Гюнтер

П-п-почему?

Маша

Потому что надоело!

Смеются.

Маша

Вы прожили в Иерусалиме два года? И вам не наскучило?

Гюнтер

С-с-совсем нет. Там вс-се оч-ч-чень интересно. Оч-ч-чень.

Маша

А я за год там чуть с ума не сошла от скуки.

Гюнтер

Вы еврейка?

Маша

Стопроцентная!

Гюнтер

И в-вам б-б-было скучно на своей и-и-исто-рической родине?

Маша

Жутко скучно!

Гюнтер

К-к-конечно, в Израиле м-м-много проблем. Б-б-безработица. П-п-политические проблемы…

Маша

Да это неважно. Везде одни и те же проблемы. Просто мне было скучно там.

Гюнтер

А голос крови?

Маша

Я его слышала довольно редко.

Гюнтер

Правда? И вам не странно это?

Маша

Очень странно!

Смеется.

Я в Москве тоже всегда шутила над всеми этими еврейскими семейными обрядами. А отец мне говорил: ничего, приедешь в Израиль — перестанешь смеяться. Приехали. Папа первым делом повел меня к Стене Плача. Чтоб исправить раз и навсегда. Перед этой стеной плачут все евреи. Все, без исключения. Я очень хотела заплакать. Стою и хочу. Но так и не заплакала.

Гюнтер

А я плакал.

Гюнтер и Маша застывают на месте. Сквозь пол сцены прорастают шесть нагих существ неопределенного пола. Быстро, неслышно и легко передвигаясь по сцене, существа подхватывают белые куски, обратная сторона которых покрыта изображением, вставляют их в рамы. Куски с крюками образуют портрет мужчины в форме оберфюрера СС, куски с туфлями — портрет женщины в форме майора НКВД. Покончив с портретами, существа совершают сложные движения вокруг Гюнтера и Маши и говорят холодными, отстраненными голосами.

1-е

Вот такие пироги, Маринка.

2-е

Он плакал у Стены Плача, а я нет.

3-е