Капитал (сборник)

Защищать его было проще, чем сходить за пивом. Основную работу делали друзья с политических и бюрократических олимпов, а на долю Ивана оставалось присутствовать для вида, как, например, по делу о самообороне. Олег Святославович оборонялся от сотрудника милиции, который размахивал палкой в ответ на обычную просьбу Олега Святославовича познакомиться. Суд признал, что на месте подсудимого любой бы задушил хама, а надругаться следовало даже до, а не после, чтобы знал.

В дни же Иванова озорства Олег Святославович вжился в роль пиявки и допустил некоторые неудобства по отношению к клиенту своей клиники. Рядовой случай из практики и не больше. К тому же Трофимов ждал гранта от Олимпа здравоохранения на развитие трудотерапии в регионе, и поднимать бучу из-за строптивого клиента ему было попросту недосуг. Поэтому такое плёвое дело он полностью доверил Ивану.

На допрос Иван принёс уже готовый бланк протокола, набитый от имени следователя.

– И он это подпишет? – спросила девушка-следователь, хлопая изумлёнными глазами, будто смотрела на салют.

– А куда он денется, – улыбнулся Иван.

– Зачем это тебе?

Вместо ответа Иван вдруг согнулся от смеха.

– Представь потом его лицо! – выдавил он, задыхаясь.

Судья зачитывал постановление, сбиваясь и кашляя. Очевидно, не верил в выпавшую на его честь миссию.

– … признать виновным… в совершении преступления, предусмотренного…

– Ванюш! – гортанно, будто горло слиплось от мужского семени, спросил Олег Святославович. – Что этот дурак читает?

Судья, услышав про дурака, закончил уверенно и чётко:

– … сроком на три года с отбыванием в колонии общего режима.

Иван сидел зачарованный, стараясь лучше запомнить текущую минуту. Именно сейчас крошилась в щепки его карьера, да и жизнь, в любом её понимании, делалась зыбкой, как сон.

А затем он на весь зал рассмеялся. И смеялся в следующие дни, подписывая договоры дарения на дом и машину, обналичивая счета в двух банках. И совсем его прорвало на хохот, так, что по-поросячьи визжал, когда молчаливые крепыши привезли его на знаменитую дачу и передали в руки троим постояльцам. Эти трое волоком потащили Ивана к бане, а он выскальзывал, обессиленный от смеха.

– Помешался, что ли? – сказал один из них, бородатый и мощный, настоятель деревенского храма.

– Какая разница! – проворчал молодой депутат областной думы.

В предбаннике Иван, неожиданно перестав смеяться, натужно покраснел. В лица карателей ударил густой запах.

– Да у него из всех щелей! – вскрикнул стройный юноша, стриптизёр. – Пусть сначала моется, свин!

Ивана закрыли в бане, лишив цепочки с крестиком, ремня и шнурков. Внутри оставили ему бак с холодной водой, деревянный ковш и простынь.

– Десять минут тебе! – крикнули уже из-за закрытой двери.

Да, помыться требовалось, но лучше было погибнуть грязным, чем чистым достаться этой богемной компании.

Иван прошёл в натопленную парилку, ковшом выудил из печи лиловый от жара булыжник и завернул его в простынь, которую для надёжности сложил втрое и скрутил, чтобы держать обеими руками. И чокнутый хохот, и полные штаны, и грозный банный кистень он придумывал на ходу. Голова работала бешено, и, кажется, было слышно то, как пощёлкивают в мозгу импульсы. Сердце, спасибо ему, не боялось и стучало тяжеловесно, напористо, будто отбивало «Прощание славянки».

– Я всё! – позвал Иван, встав у двери и закинув на плечо увесистую простыню.

– Шустрый, как вода в унитазе! – смеясь, сунул в проём голову стриптизёр.

От удара он стремительно слёг на пол и загромоздил собой проход. Иван, боясь соскользнуть, пробежал по нему твёрдыми шагами, как по дорожной каше. Следующим надо было встретить бородатого батюшку, ибо уронить его потребуется сил и стараний.

Батюшка сидел в предбаннике за резным столом, держа в руке выпитую рюмку. Он успел качнуть головой, и камень лёг ему на плечо, что оказалось даже лучше. В широком плече хрустнула ключица, и батюшка, матерно ёкнув, замер, тараща изумлённые от боли и страха глаза.

Депутату, видимо, пришли на ум тяжкие мысли, потому что он обхватил руками голову, согнулся и побежал к выходу. Иван успел опустить камень ему на зад, после чего несчастный опрокинулся на спину и развратно раскинул в стороны ноги. Известная «поза лягушки», когда ломаются кости таза.

– Выздоравливайте! – коротко попрощался Иван.

Теперь ему предстояло самое трудное. Добраться в соседний город на той стороне Волги. Там ждал единственный приют. Сделать такой вояж с полными штанами, без денег и чтобы незаметно, можно было только пешком. Семь километров пути. Начало декабря. Надёжного льда нет, потому что ещё не пришли настоящие морозы. С богом!

Не опасаясь, что пустятся в погоню, Иван шёл медленно, три часа, и всякую секунду в своих мыслях умирал. Через каждые два-три шага лёд под ногами трагично трещал, и звук уходил в глубину, туда, где ждала Ивана тёмная, холодная смерть. Вот она, заветная грань, между-между – белая, припорошенная снежком.