Цыганка вынула кипятильник из одной кружки, которая выкипела уже почти до дна, и вставила его в другую.
– Она каждый день переходит из свиньи в свинью, и никто не угадает, в которой свинье она сегодня. Катя ненавидит мужчин и изводит их до смерти или обращает в собак.
Я улыбался на цыганские сказки, но душа замирала и верила.
– Хочешь сказать, что Аня и Лиза – это одно и то же? – спросил я.
– Не знаю, как назвалась Катя для тебя, но учти, что приходить она умеет и двумя разными, и десятью, и сколько ей вздумается.
Цыганка, не спросив у меня разрешения, закурила «Приму».
– Мы служим ей, кормим. До нас служили другие. Меняемся. Всё про неё знаем. С полуночи до пяти утра она ходит человеком. Ты проверь сам. Забеги в свинарник в пять часов, но сними перед этим крест, чтобы она тебя не почуяла. В пять часов она слабая, у неё время обращения. Ты увидишь настоящую Катю.
Дверь от сильного рывка распахнулась, и на пороге выстроились свинарки.
– Ты, кобла несчастная, что так долго?! – крикнули моей цыганке.
Она схватила кружки, уронив одну и залив чифиром стол.
– Или хорошо живётся тебе? Быстро вышла!
Я остался один и не понимал, за кого боюсь больше, за цыганку или за себя. Крестик! Схватился за грудь – на мне… Не буду сегодня его снимать.
Ночью назло стали пороситься аж три свиньи. Мне пришлось сообщить на КПП.
Сидел потом, смотрел на дверь и каждую минуту проверял крестик. Вдруг оборвался?
В четвёртом часу услышал шаги. Дверь открылась и на пороге встала одна из цыганок, но не моя. Она внимательно поглядела на меня и, ни слова не сказав, вышла.
Без пяти пять. Холодными пальцами я снял крестик.
Около свинарника встретилась стая. Мухтар впереди. Я замахнулся на него прутом, и он вдруг заскулил и пополз ко мне на брюхе.
– Что ты, Мухтарушка? – дребезжа голосом, сказал я и погладил его.
Он, трусливо изгибаясь, глядел на меня глазами, просящими: «Не ходи!»