Капиталистическое отчуждение труда и кризис современной цивилизации

Отечественный философ М. Кантор уделяет особое внимание российской интеллигенции. По его мнению, культура интеллигенции уже в позднесоветское время стала антитезой культуре партийно-народной. Новая культура интеллигенции имела мало общего и с защитой униженных и оскорбленных, характерной для интеллигенции дореволюционной [57, 249]. В результате антикоммунистической перестройки процесс отрыва интеллигенции от народа завершился. Возник «креативный класс». М. Кантор пишет: «Креативный класс сделал нечто обратное тому, что являлось миссией интеллигента на Руси. Стараниями “креативного класса” разрыв между нищими и ворами был легализован на нравственном уровне. Было произнесено слово “быдло” – обращенное к массе народа. Было сказано слово “анчоусы” – про людей. А также писатель Быков употребил слово “чернь” – возможно, заигравшись» [57, 301]. Результатом роста отчуждения труда, распространения идеологии потребления и отрыва интеллигенции от народа и становится сциентизм, поразивший всю научную среду, но особенно гуманитарную. И не только в России.

Классическим проявлением сциентизма может быть обращение некоторых современных ученых к проблеме перенаселения. Так, американский психолог Д. Х. Холланд пишет: «Самая основная задача ближайших десятилетий – это привести численность человеческой популяции к уровню, отвечающему ресурсоемкости планеты» [14, 155]. Так и хочется, вслед за С. Я. Маршаком, сказать: как жаль, что он планету собой перенаселил! Конечно, перенаселение является одной из серьезнейших проблем современности, но решение здесь скорее в изменении способа производства, повышении производительности жизненно важных отраслей, поиске новых источников энергии и сырья, снижении уровня престижного потребления, создании в странах периферии достойных условий. Впрочем, новая мировая война может решить проблему как раз в духе Д. Х. Холланда.

Еще одним проявлением сциентизма стало новое возрождение евгеники. Вот, например, наши отечественные авторы С. А. Михайлина и Ю. В. Хен заявляют: «Теперь же мы приближаемся к тому этапу, когда государство будет вынуждено заняться евгеническим планированием. Несомненно, введение дополнительных ограничений не может не вызвать недовольство многих людей, причем не только “малоценных”. Но ведь и повышение цен, например, почти никому не нравится, однако население уже привыкло относиться к экономическому диктату властных структур как к естественной данности» [139, 476]. Непонятно только, почему эти дамы себя не относят к «малоценным»? Перед нами классический пример интеллигента-мещанина, уверившего в свое превосходство. При этом вопрос о критериях собственной ценности даже не поднимается. Да и как можно приводить в качестве положительного примера неолиберальные экономические реформы, постоянно ввергающие экономику России в ступор, а население – в нищету?

М. Хардт и А. Негри отмечают, что одним из проявлений глобального неравенства стало возрождение мальтузианства: «Сегодняшнее мальтузианство часто принимает форму неоказания помощи некоторым группам населения в том, что касается продуктов питания и санитарной инфраструктуры, а то и проведением кампаний принудительной стерилизации. Стратегии национальных и международных организаций дополняются в данном случае жаждой прибыли со стороны многонациональных корпораций, которые не склонны к инвестициям в самые бедствующие районы мира и порой даже отказываются продавать туда лекарства по ценам, доступным местным жителям» [129, 204–205]. При этом данные авторы пишут, что они не против добровольного контроля над рождаемостью, но то, что делается в этой сфере в современном мире, явно попахивает расизмом [129, 205].

Оборотной стороной сциентизма является его кровный брат обскурантизм, распространяемый как снизу, так и сверху. Весной 2017 года наш министр образования заявила, что в стране слишком много аспирантов (на самом деле их почти в полтора раза меньше, чем в 2011 году), а защищается из них менее одной пятой. Казалось бы, министр образования должен в подобном случае проанализировать ситуацию и предложить меры по усилению эффективности аспирантуры. Например, повысить стипендию аспирантов, чтобы они больше думали о науке, а не о куске хлеба, освободить их научных руководителей от излишнего написания никому не нужных бумаг, вычеркнуть из планов аспирантуры курсы, не имеющие отношения к подготовке молодых ученых, усилить ответственность вузов за вывод аспирантов на защиту диссертаций и т. д. Вместо этого было предложено сократить число аспирантов. Очевидно, что простое сокращение аспирантов без изменения системы подготовки может привести только к сокращению числа молодых ученых.