Капиталистическое отчуждение труда и кризис современной цивилизации

З. Бауман писал, что в основе развития общества и культуры до недавнего времени лежало напряжение, возникающее между осознанием краткости собственной жизни и стремлением приобщиться к какой-либо более долговременной социальной реальности (нация, семья, класс, профессиональное сообщество и т. д.) [7, 4]. Но современное общество разрушает связь индивидуального и социального: «Вколачивание в сознание мысли о том, что в “обществе нет больше спасения”, и превращение этой мысли в расхожее правило житейской мудрости (а это легко можно разглядеть на поверхности современной жизни) приводит к тому, что коллективные, общественные орудия трансцендентности отрицаются, прячутся на “второе дно”, и человек остается наедине с той задачей, решить которую самостоятельно большинство людей не имеет никакой возможности» [7, 7].

Отсутствие долговременной перспективы становится также весьма неблагоприятным для веры, любви и семьи [7, 195–200]. Нравственное развитие личности оказывается под вопросом. Как пишет З. Бауман, «в этом мире человеческие контакты состоят из последовательного ряда встреч, личности заменены периодически сменяемыми масками, а биографии распадаются на серии эпизодов, сохраняющихся лишь в столь же эфемерной памяти» [7, 109]. На место проблемы формирования собственной идентичности приходит проблема быстрой и безболезненной смены идентичности в случае изменения внешних обстоятельств [7, 185]. Одновременно происходит разрушение традиционной религиозной и светской веры в лучшее будущее [7, 195]. Семья тоже перестает быть оплотом стабильности: «Сегодня никого не удивляет, что семьи создаются и разрушаются множество раз на протяжении жизни одного человека» [7, 200]. Наконец, искусство также перестает рассматриваться в качестве традиционного моста в вечность: «Самые известные художественные артефакты наших дней высмеивают бессмертие или обнаруживают к нему полное равнодушие» [7, 314]. Все трансцендентное разрушается. Не здесь ли причины часто лишенной какого-либо смысла калейдоскопичности смены сцен в современных фильмах и сериалах?

Одним из наиболее позитивных качеств рассматриваемой работы З. Баумана, думается, следует признать его стремление связать воедино развитие социально-экономических структур и положение личности. Именно здесь современный неолиберальный капитализм, обещая расширение возможностей для самореализации в теории, сокращает их на практике: «Боязнь чужестранцев, племенная воинственность и политика исключения – все они проистекают из продолжающейся поляризации свободы и безопасности. Это происходит потому, что для больших масс людей такая поляризация означает возрастание их бессилия и незащищенности, препятствует практическому воплощению того, что новый индивидуализм провозглашает в теории и обещает, но не может обеспечить: подлинной и радикальной свободы самоопределения и самоутверждения. При этом поляризуются не только доходы и богатство, продолжительность и условия жизни, но и – причем, возможно, в наибольшей степени – право на индивидуальность» [7, 121]. Здесь, видимо, и следует искать различия в социальных условиях культурного творчества между эпохами раннего и классического капитализма (эпоха модернити) и современностью (эпоха постмодерна). З. Бауман пишет: «Модернити, породив “сотворенную человеком”, “делающуюся им самим” историю, открыла дорогу в бессмертие всем правителям, законодателям, военачальникам, но вместе с ними и “духовным властителям”, художникам и скульпторам; всем людям, чье присутствие в мире изменяло его и тем самым делало историю» [7, 305]. Ныне же ситуация принципиально изменилась: «Впервые смертные люди могут обойтись без бессмертия и, кажется, даже не возражают против этого» [7, 316]. Таким образом, исчезает важнейшее психологическое основание для стремления к творческому совершенству.