Капиталисты поневоле

Лига отняла себе часть власти над католической церковью, которой корона добилась для себя через конкордат 1516 г. Епископы, боявшиеся передачи имущества протестантам, сговорившимся с короной, обратились за защитой к дворянам из Лиги (Hoffman. 1984, с.7-44; Tait 1977). Таким образом, несмотря на то, что большая часть Франции оставалась католической, монархия потеряла свою власть над церковью.

Религиозные войны повлияли и на городскую политику. Муниципалитеты разделились по конфессиональному признаку. Как только Лига или гугеноты получали гегемонию в каком-нибудь городе и изгоняли своих оппонентов, корона больше не могла играть на столкновении фракций. В этом случае ей приходилось иметь дело с партиями, обладавшими вооруженной силой, и получать ограниченную денежную плату за возврат гарантий практически полной муниципальной автономии (Parker, 1980; 1983; Gascon, 1971; Westrich, 1972).

Религиозный конфликт и попытки короны извлечь прибыль из своих чиновников привели к единому политическому результату. В обоих случаях провинциальные и муниципальные фракции обнаружили, что смогут лучше обслуживать свои интересы, если соберутся в партии, часто в союзе с магнатами, чем будут соперничать друг с другом за покровительство короны. Способами, которыми корона могла расколоть эти возродившиеся провинциальные клики, были увеличение патроната и сманивание главных акторов от их союзников. Поэтому король Генрих IV заплатил 24 миллиона ливров вожакам Лиги за разоружение и гарантировал протестантским городам освобождение от налогов в обмен на их обещание терпеть католиков-землевладельцев и священников в своих областях. Эти уступки предотвратили дальнейшее слияние провинциальных партий в общенациональные блоки, что могло грозить трону Генриха IV. Тем не менее король не смог оплачивать и обе внутренние уступки, и заграничную войну. Он был вынужден прекратить войну с Испанией, навсегда похоронив надежды расширить границы Франции (Parker, 1983, с.46-94).

Французские короли начала XVII в. «не могли ни собирать налогов, сколько им хотелось, ни тратить по своему желанию, и местные элиты удержали большую часть власти над практическим функционированием [финансовой] системы» (Collins, 1988, с.2). Тем не менее, в отличие от английских монархов, которые хотя и потеряли свою власть над мировыми судьями-джентри, но ликвидировали власть магнатов, французские короли не смогли сокрушить могущество крупной провинциальной знати. Французские монархи обнаружили, что им требуется союз с наиболее могущественными провинциальными дворянами, если они хотят и дальше вытягивать деньги из меньших аристократов на периферии. Провинциальные губернаторы, назначавшиеся из членов крупных аристократических родов, стали главным инструментом королевской политики.

Самыми успешными губернаторами, если судить по их способности предотвращать финансовые или военные мятежи в своей провинции, были имевшие свои независимые сети клиентов, состоявшие из мелких землевладельцев и провинциальных чиновников, которым они предоставляли политическое и военное покровительство (Harding, 1978; Bonney, 1978). Объединяясь со своими клиентами в борьбе против новых конкурирующих платных должностей, губернаторы добились того, что доходы с уже существовавших должностей и их рыночная стоимость драматически возросли. Место в провансальском парламенте в Эксе, стоившее от 3000 до 6000 ливров в 1510 г., выросло в цене до 40 000 - 50 000 ливров в 1633 г., или на 400% с учетом инфляции (Kettering, 1978, с.221-225). Схожие повышения коснулись цен и на другие провинциальные должности (Dewald, 1980, с.131-161; Collins, 1988, с.80-87). Губернаторы использовали свою власть над назначениями для сокращения новых или свободных постов, приберегая их для награждения своих клиентов. Кроме того, губернаторы действовали так, чтобы обеспечить своим союзникам из держателей платных должностей контроль над парламентами, другими судами и городскими советами.

Губернаторы обнаружили, что им удается лучше увеличивать свой политический и финансовый капитал, если они выступают посредниками между короной и провинциальными интересами. Когда губернаторы могли помешать продаже коронных должностей и повышению налогов, наградой им была верность городских и провинциальных чиновников, которым угрожали фискальные требования короны (Harding, 1978). Губернаторы могли идти на компромиссы и при этом наращивать свою политическую власть, поддерживая требования короны о повышении налогов, а затем стричь большую часть этого повышения со своих избранных союзников в виде комиссий по сбору налогов. Это позволяло губернаторам карать строптивых чиновников, отлучая их от щедрот, возникавших благодаря новым налогам. До тех пор пока губернаторы были способны покупать лояльность большинства своих парламентов, судов, штатов и городских советов, они могли предотвращать объединение этих провинциальных органов в оппозицию.