Голландская гегемония в торговле, или то, что Арриги называет «второй (голландский) цикл накопления», поднимает вопрос, почему Нидерланды, а не какая-нибудь другая держава, воспользовались открывшимся зазором в европейской экономике в конце XVI в. Остается без ответа и вопрос, почему Голландия не смогла адаптироваться к геополитическим изменениям в конце XVII в., потеряв из-за этого коммерческое превосходство над британцами. Недостаточно сказать, что «не было ничего такого, что голландцы могли бы противопоставить этой приливной волне меркантилизма и тем более ничего, чтобы обратить ее вспять. Такое противостояние было выше их организационных возможностей» (Arrighi, 1994, с. 142). В действительности голландцы могли предотвратить меркантилистские стратегии своих противников в первой половине XVII в. На самом деле именно голландцы содействовали меркантилизму в конце XVII — XVIII в., экспортируя капитал и технические секреты своим конкурентам.
Русское кораблестроение, парусное производство и веревко-прядильное производство, созданные Петром Великим, основывались на голландской модели. Заимствование голландских пил с несколькими лезвиями Россией и Скандинавией подрубило значение строевого леса из Заана и ускорило падение голландского кораблестроения. Швеция получала не только голландские технологии обработки табака, но и целые мастерские, само растительное сырье, то есть листья табака, хранилища и бочки и даже рабочую силу из Амстердама. Голландские прядильные технологии по производству тонкого сукна были приняты в Пруссии, Савойе и Испании. К 1719 г. поселение из трехсот голландских рабочих laken, приглашенных на выгодных условиях Филиппом V, разместилось в Гвадалахаре. До 1740 г. именно угасающие Соединенные провинции, а не восходящая индустриальная держава Британия, задавали направление европейских промышленных и технологических инноваций (Israel, 1989, с. 384-385).
Почему голландцы упустили контроль над собственной и испанской колониальными империями? Почему Голландия экспортировала промышленность и капитал, а не удерживала его дома в меркантилистской манере?[184]
Чтобы ответить на эти вопросы и объяснить упадок голландской силы в XVIII в., нужно проследить, как и для Флоренции (см. третью главу), внутреннюю динамику элитных конфликтов.Северные Нидерланды оказались под властью независимого графа после распада империи Каролингов[185]
. Граф и меньшие аристократы слабо контролировали крестьян, возделывавших собственные земли. Свобода крестьян напрямую зависела от организации и управления Северных Нидерландов. Голландские фермы по большей части были отвоеваны у моря. Работы по мелиорации начинали и финансировали в основном сами крестьяне, которые выбирали из своей среды людей в советы по осушению (Отсутствие феодализма в Северных Нидерландах определило отношения элит и классов. Элитам не хватало юридического и финансового контроля над землей и крестьянами, и они лишились политической и экономической значимости. Духовенство было необычайно слабой элитой во всех голландских провинциях. Клирики имели очень мало юридических полномочий. Церковь собирала несколько видов десятины. Большинство приходских священников не имели бенефициев, и их достаток зависел только от платы за религиозные службы (de Vries, 1974, с. 41-43). Следствием этой слабости и фактором, только увеличивающим ее, было то, что в Северных Нидерландах проживало относительно немного священников.