Капитан Алатристе. Чистая кровь. Испанская ярость. Золото короля

Одиннадцать человек, подвел он итог. Так, стало быть: если войну не считать, четверых однополчан уложил он на поединках во Фландрии и в Италии, одного – в Мадриде, одного в Севилье. Всех из-за карт, неосторожно брошенных слов или из-за женщин. Остальных – по заказу. Пять оплаченных смертей. По поводу троих убитых Алатристе никаких угрызений совести не испытывал – все как на подбор были крепкие, тертые, жилистые мужчины, способные любому дать отпор, и к тому же – сволочи первостатейные. Но оставались еще двое. В первом случае речь шла о чести некой дамы, чей законный супруг не нашел в своей душе решимости самому отпилить себе рога. В тот вечер, когда на полутемной улице капитан вышел навстречу беспечному любовнику, тот слишком много выпил, и Алатристе до сих пор вспоминает мутный, недоуменный взгляд несчастного – едва успел он неверной рукой обнажить шпагу, как чужой клинок на добрую пядь вошел ему в грудь. Вторым был юный аристократ, глупенький, весь в кружевах и лентах, херувимчик, чье пребывание на этом свете сильно досаждало графу де Гуадальмедине – всякие там запутанные права наследования, родство второй очереди, спорные завещания и прочее, – попросившего Алатристе, так сказать, немножко прополоть правовое поле. Это и было сделано во время увеселительной загородной прогулки, которую юный красавчик – звали его, кстати, маркиз Альваро де Сото – предпринял вместе с друзьями и дамами и в угоду последним: им, видишь ли, захотелось искупаться непременно за Сеговийским мостом. Пустячный предлог – толчок плечом, – обмен резкими словами – и маркиз, которому едва исполнилось двадцать, сам лезет на рожон, то есть хватается за шпагу. Все произошло почти мгновенно: присутствующие ахнуть не успели, а капитан Алатристе и те двое, что прикрывали его, исчезли, оставив бездыханного маркиза в луже крови – к ужасу остальных участников пикника. Эта история наделала шуму в Мадриде, однако стараниями графа – человека весьма и весьма влиятельного – дело удалось замять. Тем не менее у капитана остался нехороший осадок, и долго еще, бередя душу, стояло у него перед глазами бледное лицо этого юноши, вовсе не желавшего выходить на поединок с совершенно неизвестным человеком, которому черные, дерзко торчащие усы и ледяные светлые глаза придавали особенно зловещий вид, – не желал, да пришлось, ибо ссора произошла на глазах друзей и дам. И когда маркизик изящно отсалютовал и стал в позицию, припоминая изысканные наставления своего учителя фехтования, Алатристе без затей и не мудрствуя описал клинком шпаги полную окружность, завершив ее выпадом, и пропорол противника насквозь.

Одиннадцать человек. За исключением Альваро де Сото и заколотого на поединке во Фландрии солдата Кармело Техады, как их звали, он не помнил. Не помнил, а может, и никогда не знал. Так или иначе, поджидая в темном проеме ворот новых жертв и чувствуя, как ноет рана, удерживающая его в Мадриде, вспомнил капитан фламандские поля, грохот аркебуз, ржание коней, рокот барабанов, ровный шаг полков с развернутыми старыми знаменами в бой. Да уж, по сравнению с тягостными воспоминаниями и с засадой, устроенной в этом мадридском переулке на тех, кого он никогда прежде и в глаза не видал, война нынче вечером представилась капитану делом честным и чистым: товарищи – рядом, враг – перед тобой и с нами – Бог.

На колокольне Кармен-Дескальсо пробило восемь. И почти сразу же, словно колокола оповестили о появлении гостей, в дальнем конце переулка послышался стук копыт. Диего Алатристе поглядел на темный силуэт напарника, прижавшегося к монастырской ограде, и тот негромким тирури-та-та дал ему знать, что начеку. Капитан расстегнул пряжку плаща и сбросил его, чтобы не сковывал движения. Он всматривался в освещенный фонарем угол переулка, а цоканье подков меж тем делалось громче – всадники медленно приближались. Желтоватый свет блеснул на обнаженном клинке в руке итальянца.