Капитан ближнего плавания

У Полозова окончательно иссякают духовные силы. Невыносимо трудно становится ему держать «Электрон» все на одной, рискованной струе, точно против середыша. Но чуть отклонись — как потом догонять, ловить Рума с Левидовым среди бурунов? И он, редко переводя дыхание, костенеющей рукой вертит и вертит колесо.

Он, возможно, и сдался бы, позволил катеру сползти по течению ниже, в безопасное место, но Жук все суетится, бегает, дает какие-то свои советы, команды, и Полозов незаметно для себя начинает подчиняться ему, как до этого всегда подчинялся Руму.

— Пошли! — кричит Жук. — Наваливай правей руля.

Взбегающей словно из глубокой пропасти волной катер возносит совсем к небесам, и Полозов видит: на месте островка теперь пустая яма, окруженная каймой шипящей пены, а в этой пене — две человеческие головы. Мгновение, катер стремительно падает вниз, скрежеща железным днищем, и бело-красные спасательные круги, на которых держатся Рум с Левидовым, оказываются уже на гребне волны перед самым носом «Электрона», нацеленным на них, как нож.

— Пра-аве-я!.. — задыхается Жук. — Ти-хай ход!..

Катер валится набок, а винт все работает с прежней силой. Убавить скорость некому — Жук в этом деле ничего не понимает, а Полозов не может выпустить руль даже на секунду. И бело-красные круги с людьми проносит мимо «Электрона».

Кипящие буруны захлестывают пловцов, жгучие солнечные блики как бы вовсе отсекают их от катера. Мелькнуло видение — и нет больше.

— Гони! До-га-няй! — в азарте кричит Жук. — Вон они. Вижу!

Забыв совершенно о торчащих повсюду грозных камнях, Полозов раскручивает рулевое колесо до отказа, бросает катер вдогонку. Жук видит. Полозов не видит ничего — солнце больно режет ему глаза.

— Праве-я!.. Леве-я-я!.. Камень!.. А-а!..

Каким-то чудом волна отбрасывает катер, и камень только слегка черкает по днищу.

— Куды ты?.. Куды?.. Стой!.. Куды? Будто они на сухом берегу!

— Праве-я!.. Правей!..

Полозов послушно выполняет команды. И вдруг стискивает зубы. Мотор начинает редко постреливать. Теперь через несколько минут он вовсе заглохнет.

— Развора-чи-вай!.. Черт!..

Полозов слушает только машину. Все остальное ушло куда-то прочь. Беззвучно крутится рулевое колесо. Немо плещутся в борта катера теперь уже отчего-то более отлогие волны. Отчаянно размахивая руками, без слов командует Жук. На всей реке живет, стучит лишь мотор «Электрона».

Стучит. Еще стучит…

И когда, раскатившись последней продолжительной очередью, мотор прекращает свою пальбу, Полозов вдруг и с удивлением видит: их вынесло уже в подпорожье. Опасные камни остались далеко позади, а бело-красные круги и две человеческие головы над ними покачиваются на волнах вовсе рядом. Рум устало, с воды приказывает:

— Эй, Николай, заводи поскорее свою ракету.

На деревянных, негнущихся ногах Полозов спускается вниз, вывинчивает виновную свечу. Скоблит ее ножом, трет наждачной шкуркой, прожигает на огне. Возится долго. И когда мотор все-таки вновь оживает, слышит уже над собой:

— Готово?.. Поехали!.. Дай переодеться.

Рум стоит на лесенке, ведущей в «машинное отделение».

— Васька! А я, знаешь, прямо… — Полозов расплывается в широченной улыбке.

— Знаю. Ты всегда прямо. А как ловить, вытаскивать нас — так вбок, — сурово говорит Рум. И наклоняется, растирает ногу. — Судорогой вовсе свело… Леший погнал тебя в пороге разворот делать! Об камень бы грохнулся — и сам на дно, и я с Левидовым плыви тогда хоть до запани.

Полозову ясно: Рум ворчит не всерьез. Где тут будешь в пороге рассчитывать: куда можно и куда нельзя поворачивать. Обошлось — и спасибо.

В окне рулевой рубки возникает счастливая физиономия Жука. Полозов подмигивает ему: дескать, видел я все. Молодец!

— Шеста не хватает… Тогда я — сам в воду… — млея от удовольствия, рассказывает Жук. Кому — неизвестно. Только бы рассказать.

— Брысь! — холодно говорит Рум.

И Жук, гася счастливую улыбку, отскакивает от окна, словно его ударили бичом по лицу.

— Зачем ты так? — спрашивает укоризненно Полозов. — Он же старался.

— Он постарался! Гляди!

Перед рулевой рубкой, распластавшись, лежит на палубе учитель Лекидов. Неподвижный, белый как мертвец. Одна нога у него неестественно вывернута в сторону. Он глухо стонет.

Да, конечно, в этом не кто другой — только Жук повинен. Но Полозову по-прежнему жаль Жука. Страдает же теперь и сам он! Вошло ему в душу! Ну, ведь вошло! Понял он.

— Слушай, не надо… — просит Полозов Рума.

А тот уже стоит на своем месте, за рулем, и брови у него мрачно сдвинуты.

— Помоги учителю. Стащи с него все мокрое, — приказывает он. И злобно кричит Жуку, торопливо двинувшемуся к Левидову: — А ты — куда ты? Твое место…

Тоже весь мокрый до последней нитки, Жук покорно плетется в корму. Зябко втянув голову в плечи, садится на бухту смольного каната. Ветер шевелит его взлохмаченные волосы.