Читаем Капитан флагмана полностью

- Сегодня ей немного лучше. А вообще...

- Что "вообще"? - испуганным шепотом спросила девушка.

- У нее тяжелая болезнь, Танечка, но мы делаем все. И не теряем надежды. И ты, пожалуйста, не волнуйся. Расскажи лучше, что у тебя стряслось.

- Ничего особенного. Мне позарез нужны деньги.

- Сколько?

- Ты не спрашиваешь зачем?

- Найдешь нужным, скажешь. Так сколько?

- Двадцать семь.

- Почему не тридцать для ровного счета?

- Потому что брюки стоят двадцать семь - шерсть с лавсаном.

- Брюки? - удивился Багрий. - Какие брюки?

- Мужские... Пятьдесят второй размер, четвертый рост.

- Помилуй, зачем тебе понадобились мужские брюки, да еще такого размера? - удивился Багрий.

Таня опустилась в глубокое кресло у стола и расплакалась.

- Нет, право же, Танюша, так нельзя, - окончательно растерялся Андрей Григорьевич. - Нет, в самом деле так нельзя. - Он провел ладонью по ее волосам. Но от этой ласки она заплакала еще безутешней.

- Я совсем запуталась, дядя Андрей, - прошептала она.

- Запутанное всегда можно распутать, - уже овладев собой, сказал Багрий.

- Для меня это почти невозможно.

- Когда говорят "почти", значит, не все потеряно.

Она поднесла платок к глазам, еще раз всхлипнула и, спрятав платок в светлую сумочку, сказала:

- Ты же знаешь, бывают такие запутанные узлы, что никак не распутать.

- Тогда рубить надо. Сплеча. И без жалости.

- Без жалости у меня не получается, - сказала Таня и опять полезла в сумочку за платком. - Ты же знаешь, что без жалости у меня не получается.

- Знаю, - вздохнул Багрий.

"Она действительно уже совсем взрослая, - подумал он. - Я и не заметил, как она выросла".

И в самом деле кажется, как будто недавно пришла она к нему, совсем подросток - пятнадцати еще не было, - и спросила, преодолевая мучительное стеснение, может ли девушка в ее возрасте полюбить. По-настоящему. На всю жизнь.

- Может, - ответил он тогда. - Может, но не имеет права.

Она удивилась.

- Не имеет права? Почему?

Надо было ответить ей. Не как ребенку, а как взрослой, которая может натворить черт знает чего. Полюбить на всю жизнь? В ее годы? А сколько было Джульетте? Сколько было Суламифи? Или тогда было другое время?

А сколько было той, с торчащими в стороны косичками, которую он поцеловал впервые в жизни? Двенадцать? Или тринадцать? Он был уверен, что это любовь, настоящая, большая, на всю жизнь. И та, с косичками, тоже, верно, думала так же... Школьный возраст и - любовь.

Раньше он как-то не задумывался над этим. Считал, что это дело педагогов... Конечно, надо бы педагогам всерьез взяться за это. Хотя им тоже нелегко. Но ведь кто-то должен рассказать детям о законах любви? А может, все должны - и родители, и педагоги, и врачи? Конечно, все. Но врачу легче. Он скорее найдет нужные слова. А их очень важно найти, эти слова. Они должны быть простыми и понятными, а главное - правдивыми. И надо очень осторожно подбирать эти слова, потому что они завтра же станут достоянием еще нескольких подростков. У них ведь почти нету тайн друг от друга, а любопытство безгранично. И конечно же их очень волнуют эти вопросы - старые, как мир, и всегда новые. Можно ли в таком возрасте полюбить глубоко и по-настоящему, на всю жизнь? Конечно, можно, но нельзя. И надо объяснить это не вообще, не в журнальной или газетной статье, всем школьницам, а Тане. С глазу на глаз. И говорить с ней об этом надо как со взрослой. Потому что все уже взрослые, хотя и очень беспомощные.

Ему было нелегко тогда - тяготило чувство ответственности перед этой девчуркой, барахтающейся в водовороте сложных эмоций. Как важно помочь ей разобраться в своих чувствах, овладеть собой. Надо бы ввести в школьную программу науку о мастерстве самообладания...

- Видишь ли, Танюша, - сказал он тогда. - Любовь уже в твоем возрасте так же естественна, как дыхание, как жажда или голод. У одних она стремительна, как бурный поток, как речной разлив в половодье, у других журчит едва заметным ручейком. У сильных она приходит раз и на всю жизнь. И это - счастье. Слабые мечутся в поисках, бросаются из одной крайности в другую, но так и не находят, что ищут, - это беда. Третьи вообще отрицают любовь, считают ее чем-то вроде приманки и сводят все к физиологической близости. Преподносят махровый цинизм под соусом здравого смысла. Не будем о них. Таких в общем немного. И это опустошенные люди. Что делать? Прежде всего надо разобраться в своем чувстве - истинное ли оно или только что-то непонятное, тревожное, радостное. Но для этого мало одного желания, нужна зрелость. Плохо, когда любовь приходит преждевременно.

- Если она пришла, значит, и время пришло. Я так понимаю.

Багрий отрицательно покачал головой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза