Ивану никогда особо не нравилось его имя. Интеллигентная семья, потомственные военные и учителя, а имя, как ему казалось, крестьянское. Опять же фамилия, от предков с немецкими корнями, приехавших в Россию на службу ещё при Екатерине, не очень-то сочетается. Да ещё и мама, вслед за бабушкой, со своим «Ванятка». Ладно бы девчонка, Анютка, Машутка, да еще максимум в саду, а тут до самого конца школы. Иван уже и обижался и ругался, всё одно, бывало поназывают в отместку Иван Владимировичем пару недель и опять за своё. Отец, как и дед, был офицером и дома бывал редко. Иваново раннее детство проездили они по гарнизонам, а когда бабушка осталась одна, отец определил семью к ней в Москву. Надеялся и сам осесть где-нибудь на службе в златоглавой, но не тут-то было, Родине он был нужнее на границе, а точнее за её пределами.
После окончания школы даже вопроса не стояло, Иван поступил в военное училище. Бабушка, правда, причитала, «Куда всё наших мужиков-то всех повоевать тянет, ни жизни, ни семьи толком!» – но недолго, больше для порядка. Да ещё отправляя в лагерь, на курс молодого бойца, уговорила Ивана крестик дедовский надеть, тот, мол, его всю службу проносил, почитал наравне с Георгиевским. Крестик этот только деда живым к ней и вернул, добавила. Да по великому секрету сказала, что втайне от мужиков наших покрестили они с матерью Ивана в церкви в деревне у прабабки его покойной.
“Ты понятно дело, внучок, в бога-то не веришь, да только есть он, обратиться к нему в трудную годину не зазорно никому”, – напутствовала бабуля.
А потом в лагере начальной подготовки, когда война началась, а с эвакуацией затянулось, пришла к ним с села женщина. Вера сказала, зовут её, но вроде, с политруком они знакомы, он к ней в гости ходил, когда мы в деревню прибыли. Сказала, немцы уже на подходе, взяли Минск
, Львов, а под Белостоком наших войск в окружение много. Поберегитесь, спрячьтесь, а то всякая гнида голову начала подымать, не ровен час злобу свою на мальчишках, так она курсантов называла, выместят.Политрук, конечно, её отругал, сказал, чтобы панику не разводила перед будущими офицерами Красной армии. Где ж это видано, чтобы немцы так быстро, словно беспрепятственно, прошли через границу Родины нашей и досюда.
Однако вечером пришёл из лесу к политруку какой-то военный, знакомый его вроде как. Пацаны весь день шептались о таинственных лесных военных, которые в первую же ночь повязали часовых и командира их, и только Петрович им не по зубам оказался.
О Тимофее Петровиче, их политруке, отец ему рассказывал. Сказал легенда он и что служил отец под его командованием, ещё у Чапаева в дивизии, за разведку отвечал. Ваня, совсем недавно бегавший в кино на Чапая смотреть, ждал с нетерпением удобного момента, чтобы расспросить Петровича о его легендарном комдиве. Но с началом войны тот словно осунулся и обычная его разговорчивость в присутствии пацанов испарилась.
С лесным же гостем они долго и оживлённо, что-то обсуждали, а когда тот ушёл Политрук всех построил. Сказал, что его сослуживец имел связь с командованием и получил информацию, что немцы благодаря своему вероломному нападению без объявления войны, действительно имели временный успех в наступательных действиях на нашем направлении. Возможно, это просто тактика нашего командования, растянуть их обозы и потом нанести ответный сокрушительный удар. И нам выпала такая возможность присоединится к соединению, цель которого укрыться, а пропустив передовые ударные части врага, развернуть диверсионную деятельность в его тылу. Поэтому нам следует свернуть лагерь и проследовать в лес для разворачивания уже скрытного убежища.
Когда они начали сворачиваться, вновь пришла эта женщина из деревни – Вера. Она подошла к Петровичу и, поблагодарив за проявленное благоразумие, начала что-то обсуждать с ним про церковь, что стояла заброшенная рядом. Пацаны даже бегали на разведку туда, но видать давно её забросили, и в разграблении не стеснялись, остались голые стены, даже полы разобрали, и стекла с окон повынимали. Хотя когда-то та была, наверное, для такой деревни незаслуженно богатым строением.
Вера рассказала, что со времён Куликовской битвы воины со всей округи принимали благословение перед походом на ворогов в этой церкви, и она хотела бы их тоже благословить в ней. Ещё она сказала, что война эта объявлена священной самим Сталиным, а значит даже он всех святых в помощь, в столь трудный час, призвать решился.
–Ты что, Верка, белены объелась!? Мы солдаты Красной Армии, а ты эти сказки деревенские… – начал, было, Петрович, но его знакомый из леса, прервал его.
–Погоди Петрович, я скажу тебе, из того что я видел за последнее время, дьявол, как по мне, так точно существует. А из того что я предполагаю, так в этой войне нам понадобится любая помощь. Бог не выдаст, свинья не съест, народная же поговорка. Были и на Чудском озере, и на Куликовском поле, и монахи и знамена, русские с ликами божьими. Давай, под мою ответственность, кто захочет с твоих, а я думаю и мои, пусть не все, но сходят.