Капитан и Хранители Души

Сказать, что Иван выжил в последовавшей в следующие дни бойне чудом, мало. Иван всю войну не мог даже толком вспомнить события тех дней. Помнил, как раздавали курсантам оружие, захваченное у этих и последующих немцев, как резко повзрослели его друзья, как Василий в одной из передышек взял его крепко за шею сказал: «Ты, Ваня, должен выжить! Бейся как лютый волк, но если увидишь, всё, кончено наше дело, как хочешь, правдами и неправдами выживи, ускользни. Нет подвига в глупой смерти! Это мне не будет прощения, ни перед отцом твоим, ни перед Родиной, если мы и рубеж сдадим, и тебя я не вытащу. Выживи, слышишь, это приказ, выживи и расскажи, как мы здесь умирали!»

А потом контуженный, то ли от снаряда, то ли от бомбы, Иван, видел как Василий, израненный и окровавленный, практически на одной ноге, накинул на себя разбитую вражескую каску и изорванный китель с фашистскими знаками отличия, шатаясь и дико крича «Найн, найн! Хелфен Зи мир!», к появившимся немцам. Как те кинулись подхватить его, и как рванула последняя остававшаяся трофейная граната, разрывая Василия и ближайших к нему врагов.

А потом тьма контузии.

Глава 14. Баба Нюра.

Открою тебе секрет: безумцы всех умней (с).

Льюис Кэрролл.

Очнувшись, Иван не был удивлён. В кроваво-красном тумане его не-то сна, не-то забытья, не-то больного бреда был он в церкви, которая ужасно похожа была на ту, рядом с их лагерем, где благословляла их Вера. И очнувшись, он осознал, что, похоже, лежал в той самой церкви, глядя пустыми глазами в высоченный, оттого, что лежал он на полу, свод. Лежал точно так, как пять с лишним сотен лет назад лежал перед своей смертью после неудачной попытки сбросить из под купола этой самой церкви Симона Разю, купец Тимофей.

Солнце едва проникало в похожие на бойницы окна, освещавшие купол. Был он неаккуратно закрашен побелкой и только два пятна выделялись, одно от солнца, яркое белое, видимо от проплывающих облаков оно иногда шевелилось, создавая иллюзию объёмности. Другое тёмное на противоположной стене, настолько тёмное что казалось, собрало всю тень с окружающей поверхности. Подняв чугунную голову, и увидев ещё несколько бойцов с его лагеря, он окончательно убедился, да это именно та церковь. Как он попал сюда, может сон и не был сном?

Только вот во сне была церковь не заброшена, а как раз наоборот, аккуратно выбелена. В окнах были стекла разноцветной мозаики, а на потолке красивая роспись с картиной страшного суда или что-то вроде. Он стоял в центре зала, а с ним ещё несколько незнакомцев, в странной одежде, не-то иностранной, не-то шутовской. И видел он два пламени, одно ослепительно белое, другое завораживающе чёрное. И голос в церкви, что-то говорил о каком-то факте, почему-то из артели, хотя многое что там говорили, было странным, вроде и по-русски, а не понятно, о чём. И ещё о том говорили, что должен он спасти то ли кого-то, то ли весь мир, а для этого должен он думать сердцем, а не разумом.

И потом в его сне вдруг появился Василий с кровью, текущей по рваной ране на лбу, а тело его так и было разорвано гранатой, каким видел его Иван в последний раз, и сказал: «Выживи!». Потом вдруг мама стала звать его, да так тоскливо и жалобно, как и в детстве-то, никогда не звала: «Ванятка, сынок мой! Куда ж ты ушёл, куда забрали тебя эти ироды!» И так протяжно, протяжно, нараспев, как говорят местные, деревенские бабы.

Иван рывком сел, боль пронзила затылок, сознание вернулось как от резкого запаха нашатыря. Голос, последний голос, голос матери, был настоящим, не из сна!

Мама!? Как она оказалась здесь!? Как, здесь же опасно! Неужели она узнала, что их не эвакуировали, и приехала его искать. Как же она перепугается, увидев его таким. Нет, она ведь и сама в опасности, ведь наверняка его заперли здесь немцы!

Он вскочил, помутнело в глазах, но он пошёл к дверям.

–Миллер, стой! – истошно заорал его сокурсник, прижимаясь к стене, – Они стреляют во всех, кто подходит к дверям. Стой, Миллер!

Иван и вправду услышал звук затворов, но потом чей-то окрик и быстрая речь на немецком. Грохнул засов и двери открылись. Его ослепил яркий свет он, начал было, поднимать руку, но автоматы в руках солдат резко отреагировали, и он замер, слепо оглядываясь по сторонам.

–Мама!?

Незнакомая женщина, почти бабка по городским меркам, хотя может и ровесница его мамы, ведь в деревне женщины рано становятся бабульками, кинулась к нему, собрав его в охапку в поясе и прижавшись к его груди щекой.

–Сынок, Ванятка! А я ж говорила, не верила, что ты умер. Хотя все только и талдычили, похоронили, похоронили.

Молоденький офицер, предупредительно держащий руку в сторону солдат, подошел к ним.

–Ты есть Мюллер? Ваньядка? – сказал он, тщательно выговаривая русские слова, – Как так? Этоо есть немецкая фамилия?

–Я Иван Миллер. Фамилия от предков.