Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным

И ведь Барбара взяла его на воспитание. Может быть, бездетная и вдовая, она просто искала подходящего сиротку, и все же вдруг она сделала это в память о капитане Хорнблауэре, который, как она думала, погиб от рук Бонапарта?

Дольше думать об этом было невыносимо. Сунув письмо в карман — предыдущие он бросал на палубу, — Хорнблауэр, не дрогнув ни единым мускулом, встретил взгляд Буша.

— Тут еще письма, сэр, — тактично заметил Буш.

То были письма от великих мира сего и от сумасшедших. Некий сумасбродный сквайр в знак восхищения и приязни вложил в послание понюшку табака. Внимание Хорнблауэра привлекло лишь одно, от поверенного с Ченсери-Лейн — имя Хорнблауэр видел впервые. Узнав, по-видимому, от леди Барбары Лейтон, что известие о гибели капитана Хорнблауэра не подтвердилось, поверенный сразу написал ему. Прежде он по поручению лордов Адмиралтейства управлял состоянием капитана Хорнблауэра и осуществлял контакты с призовыми агентами в Маоне. С согласия лорд-канцлера он по смерти умершей без завещания миссис Марии Хорнблауэр действовал как опекун наследника, Ричарда Артура Горацио Хорнблауэра, и вложил в государственные ценные бумаги средства от продажи захваченных капитаном Хорнблауэром трофеев за вычетом издержек. Как увидит капитан Хорнблауэр из прилагающегося отчета, итог составляет три тысячи сто девяносто один фунт, шесть шиллингов и четыре пенса, вложенных в Объединенный фонд, которые теперь переходят к самому Хорнблауэру. Поверенный почтительнейше ждет его указаний.

Прилагаемый счет, который Хорнблауэр собрался выбросить, помимо бесчисленных шиллингов и восьмипенсовиков, содержал графу, на которой Хорнблауэр невольно задержался взглядом — издержки на погребение миссис Хорнблауэр, могилу на кладбище при церкви Святого Томаса Бекета, надгробный камень и плату сторожам. От этого замогильного списка у Хорнблауэра похолодела кровь. Это было ужасно. Сильнее, чем что-либо иное, список напоминал, что Мария мертва, — если бы он поднялся сейчас на палубу, то увидел бы шпиль церкви, возле которой она похоронена.

Он боролся с тоской, которая грозила вновь подмять его под себя. По крайней мере, можно отвлечься на письмо поверенного, порассуждать о том, что теперь у него есть три с лишним тысячи фунтов стерлингов в ценных бумагах. Хорнблауэр и позабыл про призы, которые захватил в Средиземном море до прибытия Лейтона. Теперь он владел в общей сложности почти шестью тысячами фунтов — не бог весть какая сумма, иные капитаны сколотили куда большие состояния, но все же весьма приличная. Даже на половинное жалованье он сможет жить в комфорте, дать Ричарду Артуру Горацио достойное образование, занять свое скромное место в обществе.

— Капитанский список сильно изменился с тех пор, как мы видели его в последний раз, сэр, — сказал Буш, скорее угадывая мысли капитана, чем перебивая их.

— Вы его уже штудировали? — улыбнулся Хорнблауэр.

— Конечно, сэр.

От положения их имен в списке зависит, когда они станут адмиралами, — год за годом они будут карабкаться вверх по мере того, как смерть или повышение устраняет старших, и, если проживут достаточно долго, станут адмиралами, с адмиральским жалованьем и привилегиями.

— Больше всего изменилась как раз верхняя половина списка, сэр, — сказал Буш. — Лейтон убит, Болл умер на Мальте, Трубридж пропал в море — в Тихом океане, сэр, — и еще восьмерых не стало. Вы уже в верхней половине, сэр.

Хорнблауэр прослужил капитаном одиннадцать лет, но с каждым последующим годом он будет взбираться все медленнее, пропорционально тому, как убывает число фамилий наверху. Свой флаг он поднимет в 1825-м или около того. Граф де Грасай предсказывал, что война закончится к 1814-му — с наступлением мира продвижение вверх замедлится. А Буш на десять лет старше и только начал подъем. Вероятно, адмиралом ему не стать, но Буш, надо думать, удовольствуется и капитанским званием. Явно его амбиции не распространялись на большее. Счастливец.

— Мы оба — очень счастливые люди, Буш, — сказал Хорнблауэр.

— Да, сэр, — согласился Буш и, поколебавшись, добавил: — Я буду свидетельствовать перед трибуналом, сэр, но, конечно, вы знаете, что я скажу. Меня спрашивали в Уайтхолле и сказали, что мои слова соответствуют тому, что им известно. Вам не следует бояться трибунала, сэр.

XVIII

В следующие сорок восемь часов Хорнблауэр часто напоминал себе, что не должен бояться трибунала, однако чуть-чуть трудновато было ждать бестрепетно — слышать повторяющийся пересвист дудок и топот морских пехотинцев над головой, приветствия капитанам и адмиралам, которые поднимались на борт его судить, затем мертвую тишину, наступившую, как только синклит собрался, глухой пушечный раскат, возвестивший о начале трибунала, щелчок открываемой Календером дверной задвижки — это за ним.