Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

Я ушел в каюту погреться. Раздевшись, прилег на диванчик. Тихое покачивание китобойца, легкий баюкающий гул машины навевали дремоту. Не помню, сколько я так пролежал, то проваливаясь в глубокую пропасть, то поднимаясь на вершину, как вдруг раздался крик: «Кит по носу!»

Я открыл глаза, прислушался, проверяя, приснилось мне или в самом деле кто–то крикнул.

Прошло несколько тихих, дремотных секунд. «Очевидно, приснилось», — подумал я и повернулся на другой бок, но тут послышались топот ног и стук штурвального колеса. В открытый иллюминатор хлынул поток холодного воздуха, и вместе с ним донеслось шипение стекающей с палубы воды.

Застегивая на ходу плащ, я выбежал на палубу.

Брезжил рассвет. Капитан был на мостике. Гарпунер Олаф Кнудсен, широко расставив ноги, стоял у пушки.. Чубенко сидел в бочке и корректировал ход китобойца.

Матросы, свободные от вахт, заняли удобные места: кто на вантах, кто у борта.

Над морем рваными клочьями низко стлался сизый, изреженный, похожий на дым сырых дров туман. Он тянулся полосами и как–то быстро и словно боязливо сворачивался, и тогда открывалось широкое, мрачное, холодноватое и неспокойное, всхолмленное волнами море.

Где же киты?

Я посмотрел на Кнудсена, на сидящего в «вороньем гнезде» боцмана Чубенко, на капитана Кирибеева, на рулевого, на механика Порядина, стоявшего у тридцатитонной лебедки, как солдат на часах… У всех на лицах тот же вопрос: «Где же киты?»

«Тайфун», рыская, словно гончая, выслеживающая зверя, осторожно поднимался с волны на волну. Ночь медленно, как бы нехотя, уступала место рассвету. Хороши утренние часы на море! Даже в такую вот пасмурную погоду — все равно хороши! Море просыпается медленно и словно потягивается. Но проходят минуты, и все сразу меняется: куда девается ленивая поступь рассвета, холодный блеск воды, хитроватый и сердитый посвист ветра? Исчезает предутренняя дымка, становится видно далеко–далеко. Наступает новый день! Хороший день! Отличный день! С той стороны, откуда он пришел, над морем появляются фонтаны. Они висят в воздухе одно мгновение. Но на китобойце все быстро приходит в движение. Кирибеев, выполняя поданную Кнудсеном команду, резко положил китобоец вправо, и мы понеслись наперерез китам. Обливаясь шипучей водой, проваливаясь в океанские ухабы, китобоец бодро несся по намеченному курсу. Но вот Кнудсен поднял левую руку и повел ею слегка в сторону. Китобоец лег на левый борт. Нас обдало холодной водой. Кнудсен повернулся в сторону мостика и, не вынимая изо рта трубки, крикнул Кирибееву:

— Спермуэл!

Пока я отстраивал бинокль, киты начали погружаться в воду. Но все же я успел «засечь» несколько фонтанов. Да, это были спермуэлы — так норвежцы называют кашалотов. Значит, мы напали на стадо самых крупных китов из отряда зубатых.

Китобои безошибочно определяют их по фонтану. Все киты пускают фонтаны вверх, а кашалот — вбок, под углом примерно в сорок пять градусов. Кашалота легко отличить от других китов и по силуэту. Он выглядит издали как огромное кривое бревно.

Продвигаясь вперед, к тому месту, где, по предположению гарпунера, должны бы вынырнуть кашалоты, мы попали в полосу густого, неожиданно навалившегося тумана. Видимости никакой. Чубенко крикнул из бочки:

— Ничего не видать, глаза аж ломит!.. Но слышно — где–то прыгают!

Олаф Кнудсен стоял мрачный. Он причмокивал губами, пытаясь раскурить погасшую трубку. Трубка не раскуривалась. Он сунул ее в карман кожаного жилета и дал знак на мостик. «Тайфун», сделав резкий рывок, понесся на юг, где впервые были обнаружены кашалоты.

С юга тянул теплый ветерок. Туман начал редеть и постепенно подниматься от воды. Я прислушался. Ухо скоро уловило глухие звуки, как будто где–то стреляли из пушек.

— Слышите? — сказал Чубенко, перегнувшись через край бочки.

— Слышу, — ответил Кнудсен.

— Хлещутся, як щуки на зорьке, а ничего не видать.

Китобоец замедлил ход. Звуки стали слышнее.

В том, что эти звуки производили кашалоты, я не сомневался. Из записок капитан–гарпунеров известно, что киты, и в особенности кашалоты, часто выпрыгивают из воды. Китобои считают, что киты пускаются на это не из любви к легкой атлетике, а лишь для того, чтобы освободиться от паразитов, которые густыми колониями гнездятся у них на брюшной полости. Правда, есть сторонники и другого мнения — они утверждают, что киты прыгают от избытка энергии. Как проверить это? В какой лаборатории?..

Судно медленно двигалось вперед. Туман нехотя расставался с океаном. Но вот брызнули первые лучи солнца, и тут мы снова увидели в нескольких милях от нас характерные фонтаны кашалотов.

Вскоре мы обнаружили первого кита. Он неуклюже взметнулся, подняв фонтан брызг.

Нужно было видеть, как изогнулся обычно медлительный и чинный Олаф Кнудсен, прося Кирибеева дать полный ход. Да и сам капитан чуть налег на обводы мостика.

Но не успели мы приблизиться на расстояние выстрела, как кашалоты, блеснув своими могучими лопастями, снова ушли под воду.