Капитан Мак

И действительно, отец отвез меня в Париж. В тот день, когда меня представляли в Лувре, король был на охоте. Меня приняла королева, и в тот же вечер я приступила к своим обязанностям. Увы! Когда на следующий день я по долгу службы зашла в покои королевы, я чуть не упала в обморок, увидев там моего знакомого дворянина, улыбнувшегося, видя, что я вхожу. Я узнала этого дворянина, это был он! Вокруг него все стояли, обнажив головы, а он сидел и на голове у него была шляпа. Этот человек, которого я все еще любила и чей ребенок шевелился у меня под сердцем, был король! Король Генрих Великий, отец вашего величества!

При этом признании Людовик XIII не мог сдержать возгласа удивления.

Мадемуазель де Бовертю продолжала:

- Благодаря королю, я родила в величайшей тайне, и мое бесчестье не стало никому известным. Я дала жизнь сыну...

Тут голос мадемуазель де Бовертю дрогнул и по лицу ее заструились молчаливые слезы.

- Вы понимаете, государь, что нужно было во что бы то ни стало скрыть от всех мой грех, и король Генрих отобрал у меня ребенка, пообещав мне позаботиться о нем, и он, несомненно, сдержал бы слово...

- И кто же ему помешал? - с удивлением спросил Людовик XIII.

- Сир, - ответила мадемуазель де Бовертю, - через месяц после того, как я оправилась от родов, король пал, заколотый ножом Равальяка.

- Ну... а ребенок?

- Король унес тайну его судьбы с собой в могилу.

- И нет никакой возможности опознать вашего сына?

- Простите, ваше величество, но в день, когда его у меня забрали, я повесила ему на шею медальон со своим портретом.

- Бедняжка! - прошептал король.

- Но, - продолжала мадемуазель де Бовертю, - я убеждена, сир, что сын мой не умер, что я его увижу в один прекрасный день... и потому, сир, вы ведь понимаете, что ему понадобится поместье.

- Я беру это на себя, - произнес король.

И тут он взглянул на часы.

- О, пресвятое чрево! - воскликнул он, поднимаясь рывком. - Уже час ночи!

- Так каково же, сир, - спросила твердым тоном мадемуазель де Бовертю, - решение вашего величества?

Но король уже не думал об этом таинственном сыне, последнем, без сомнения, ребенке самого галантного из монархов.

Он думал о прекрасной донье Манче, которая ждала его в гостинице "У Единорога", на дороге из Орлеана в Блуа...

- Завтра, завтра! - воскликнул он. - Я решу это дело завтра.

Но не успел он подбежать к двери, как вошел кардинал.

- Сир, - сказал он, - посмотрите!

- Ну, что еще? - с досадой буркнул король.

- К нам гости...

- Что? - спросил Людовик.

Но кардинал уже распахнул створки окна, выходившего во двор замка, и ошеломленный король услышал топот лошадей и при свете двадцати факелов увидел, что у крыльца остановились носилки в окружении множества всадников.

- А это еще что такое? - закричал он.

- Сир, - ответил кардинал, - мне кажется, что се величество королева Франции специально прибыла из Амбуазского замка поприветствовать своего супруга-короля.

Глава 11. У ворот Блуа

Теперь настало время вернуться к дону Фелипе д'Абадиос.

В начале этой истории мы видели, что он привез донью Манчу в гостиницу "У Единорога", хозяином которой был несчастный Сидуан, чтобы попробовать там завладеть дочерью ювелира Лоредана, ехавшей в Блуа к своему отцу. Читатель помнит, что девушка неожиданно нашла чудесного избавителя в лице капитана Мака.

Дон Фелипе отправился обратно в Блуа, с яростью в душе, клянясь отомстить благородному искателю приключений.

Пока до его слуха долетал звон колокольчиков мулов, впряженных в носилки Сары Лоредан, дон Фелипе помышлял только о мести. Но когда звук этот затих, он вспомнил о донье Манче.

Итак, король собирается сделать ее своей фавориткой? И, значит, он, дон Фелипе, сможет, сначала, разумеется, исподтишка, а потом и открыто, противостоять власти кардинала?

Шествуя пешком, темной ночью, дон Фелипе мечтал о будущем величии: он видел себя первым министром, он правил Францией и, в конце концов, передавал ее во власть Испании.

Было очень темно, шел дождь... Вдалеке послышался шум. Дон Фелипе остановился, прислушался и стал ждать. Мимо него галопом пронесся всадник, с головой закутанный в плащ.

- Это король, - подумал дон Фелипе, и сердце его вновь наполнилось честолюбивыми мечтами. Он уже подходил к воротам Блуа.

Обычно ворота стерегла городская стража, а иногда солдаты его высочества герцога Орлеанского. Со времени пребывания в городе короля службу несли мушкетеры. В этот вечер дозором у ворот командовал корнет господин де Эртлу.

Когда дон Фелипе выходил из города, господин де Эртлу, знавший, что испанец в большой милости у короля, чрезвычайно любезно пожелал ему доброго вечера. Видя, как он возвращается, корнет позволил себе его окликнуть.

- Что вам угодно, сударь? - спросил испанец.

- Передать вам поручение, дон Фелипе.

- Ах, так?! А от кого?

- Войдите в караульное помещение, вы все сейчас узнаете.

Дон Фелипе вошел.

- Милостивый государь, - продолжал господин де Эртлу с изысканнейшей вежливостью, - мне приказано попросить вас отдать вашу шпагу...

Испанец отступил на шаг.

- Вы меня арестовываете? - спросил он.