Капитан Перережь-Горло. Западня

— На улице Объединения? — Глаза Фуше сузились. — Не могу сказать, что я удивлен. Стремясь побольше выяснить об этом Шнайдере, я узнал, что в прошлую субботу он пытался убить, но только ранил гвардейца по имени Жюль Дюпон именно на этой улице. Из дома тотчас же выбежал младший брат Дюпона и попытался выстрелить в Шнайдера из мушкета. Тогда ему не удалось его прикончить, но, очевидно, он сделал это теперь. — Фуше пожал плечами. — Если вы опасаетесь, что Шнайдер разоблачил вас перед императором как английского шпиона, то можете не волноваться. Никто не имел возможности повидаться сегодня с императором…

— Я в этом не сомневаюсь. Но я совсем не то хотел сказать вам, чтобы убедить хранить молчание.

— Если ты действительно можешь убедить его, — вмешалась Ида, — говори поскорее! Теперь я уже точно слышу подъезжающих лошадей!

Это была правда. Стук копыт нескольких лошадей звучал все ближе к павильону.

— Хорошо! — заговорил Алан. — Вы несправедливы к императору. Он никогда не приказывал Шнайдеру втянуть вас в это дело. Шнайдер поступил так по собственной инициативе, и, останься он жив, ему пришлось бы выслушать пару ласковых слов.

Министр полиции стоял неподвижно, сжимая табакерку большим и указательным пальцами правой руки. Глаза его расширились, затем сузились вновь.

— Это правда! — настаивал Алан. — Если вы подумаете, то поймете сами! В Зеркальной комнате вы унизили Шнайдера, пригрозили ему разжалованием в рядовые. Этого он не мог простить. Шнайдер не мог напасть на вас открыто, поэтому он безо всякого приказа убил часового и оставил записку, обвиняющую вас. Но сегодня утром он осознал, что наделал и что император сделает с ним. Только это могло до такой степени напугать подобного человека!

Стук копыт смолк перед самым павильоном.

На лбу Алана выступил холодный пот.

— Что касается императора, — продолжал он, — то он, независимо от того, нравитесь вы ему или нет, питает глубочайшее уважение к вашим способностям. Позвольте задать вам вопрос, месье Фуше. Вы очень любите вашу жену и детей?

— Осторожней, месье! — предупредил министр полиции, резко выпрямившись. — До сих пор вы отзывались с исключительной вежливостью о Нянюшке Жанне. Но если вы осмелитесь…

— А ей, наверное, хотелось бы стать герцогиней?

Фуше хранил молчание, напоминая позой вопросительный знак.

— Хотя вы сами, — продолжал Алан, — равнодушны к подобной мишуре, все же вам бы хотелось видеть вашего старшего сына герцогом, если империя сохранится?

— Что именно… — начал Фуше, но Алан прервал его:

— Министр, вы не знаете всего! Император намерен сделать вас пэром, пожаловав титул герцога Отрантского. Взгляните на меня! Вы знаете людей и увидите, говорю я правду или нет.

Теперь пришла очередь Алана в упор смотреть на Фуше над пламенем свечей.

— Если вы дадите урок императору, то успокоите свою гордость и тщеславие. Он не расстреляет вас и не посадит в тюрьму. Но если вы скажете ему, что он — капитан Перережь-Горло, и вызовете у него самый страшный приступ гнева, какой с ним когда-либо случался, то вашей Нянюшке Жанне и вашим детям никогда не видать титула!

На дорожке, ведущей к парадному входу павильона, зазвучали быстрые шаги. Затем шаги остановились, и послышался резкий и нетерпеливый голос императора, отдававший распоряжения. Они не смогли разобрать всех слов, но смысл сводился к тому, что император войдет в павильон один.

В действительности этот титул был пожалован Фуше только в 1809 г.

Ида испуганно обернулась к Алану.

— Ален! — воскликнула она. — Ты подписал свой смертный приговор!

— Нет! — возразил Алан, снова скакавший прямо на врага в надежде на спасение.

— Да! — настаивала Ида. — Иногда ты становишься таким безумным, что я теряю к тебе всякий интерес и даже хочу, чтобы ты убирался с этой женщиной, которую так любишь! Посмотри на министра полиции! Он сам сказал, что лишен великодушия. Если император не пытался сыграть с ним скверную шутку и действительно имеет высокое мнение о его талантах, то ты хорош для пего только мертвый. Он никогда не позволит тебе уехать в Англию и рассказывать всем историю о капитане Перережь-Горло!

Глаза Фуше, обрамленные красными ободками, рассеянно бегали по сторонам.

— Герцогиня Отрантская! — бормотал он. — Герцогиня Отрантская!.. — Затем, аккуратно положив табакерку в карман камзола, он выпрямился и вновь стал самим собой — холодным, формальным и бесстрастным. — Месье Хепберн, — заговорил он, — за всю свою деятельность я еще ни разу не встречал противника, обходившегося со мной честно и порядочно. Думаю, вы понимаете, что я ценю ваше отношение. Но это ничего не меняет ни в малейшей степени.

— Вот видишь! — вскричала Ида.

— Это правда, — продолжал министр ледяным голосом, — что в своем справедливом гневе против императора я беспокоился лишь о том, чтобы вы, его жертва, могли спастись. Но теперь все меняется. В том, что говорит мадам де Септ-Эльм, немало истины: вам, знающему эту историю, нельзя позволить уехать. Император все еще считает вас виконтом де Бержера-ком, помогающим мне в расследовании. Думаю, я сразу же просвещу его на этот счет.