Капитан Пересмешника (СИ)

Твою мать, как же мне не хватает Кристофа или хотя бы его гребанных архивов!

Но решать что-то надо, надо как-то попытаться найти ответы на это бесчисленное множество вопросов и сделать это по возможности быстро.

Для начала не плохо бы разобраться, что все-таки произошло тогда в таверне на берегу Каргафа. И лис мне в этом поможет, в отличие от меня он в то время находился в сознании и полном здравии. Вот только, как мне бороться с собственным желанием, выжигающим и мешающим думать?

Я усмехнулся. Теперь я, пожалуй, действительно понимал Кристофа.

Утром завтрак капитану я нес самостоятельно, отобрав поднос у злого, как стая голодных нетопырей Мэта. Вообще злость — его перманентное состояние. Лис, когда не злился, то пытался, если не пытался и не злился, значит, спал, даже во сне умудряясь скрипеть зубами.

Те три оборота, что я провел стоя за штурвалом, помогли мне прочистить мозги и более или менее взять себя в руки, наметить хоть какой-то, хоть приблизительный план действий. И да, в этом действительно что-то было — вести корабль, чувствовать, как он послушен твоей воле. Правда, кто кого вел этой ночью еще большой вопрос.

В каюте царил сумрак и прохлада, все еще пахло горькими травами, занавеска, отделяющая рабочее место от кровати, была задернута, и с той стороны донеслись звуки, которые мне не понравились: рваное дыхание, едва слышный стон, явно старательно подавляемый.

Я отошел от стола, зажег над головой светляка и осторожно отодвинул штору.

Калисто забилась в самый дальний угол кровати, подтянув колени к груди и обхватив их руками, будто стараясь спрятаться от кого-то, ее плечи дрожали, и огромными полными страха глазами они смотрела на меня.

— Калисто, — я осторожно опустился на колени перед кроватью. — Кали что происходит?

— Не отдам, — дернула она головой, и сразу же отползла еще дальше, движения были судорожными и неуклюжими. Она путалась в одеяле и собственной одежде, а стоило ее спине коснуться стены, жалобно застонала и выгнулась как от боли. Я повел носом, всмотрелся в ее лицо: запаха крови не было, только отчаянье и страх. Дикий, болезненный страх. Я понимал, что боится она не меня, а того, кого видит сейчас в своих воспоминаниях, но… горло все равно сжалось, волк внутри сходил с ума, не понимая, что происходит.

— Птичка, — я старался, чтобы голос звучал успокаивающе, но она лишь сильнее затряслась. Я вскочил на ноги и бросился к двери, выскочил на капитанский мостик.

— Калеб, Гидеон, началось! — крикнул я и вернулся в комнату. За те несколько вдохов что меня не было, Калисто передвинулась на самый краешек кровати и свернулась дрожащим клубком, с силой прижимая руки к груди. Она едва дышала, глаза были закрыты, а с губ срывались тихие жалобные стоны. Через несколько вдохов она затихла. Снова уснула?

Я попробовал переложить ее удобнее, но стоило только коснуться, как руки обожгло холодом. Кали дрожала сейчас не от страха, она замерзала. Замерзала, находясь практически в самой жаркой точке Мирота.

Я тихо выругался и закутал девушку в одеяло, взял на руки, стараясь хоть как-то согреть, но она продолжала дрожать, а губы посинели.

— Что?! — влетел в каюту эльф, лихорадочно сверкая глазами.

— Судя по всему, она начала вспоминать, — я крепче прижал к себе маленькое тело. — И она замерзает.

— Замерзает? — Калеб подскочил к кровати, приложил руку ко лбу капитана, глаза изумленно расширились. — Твою мать!

— Что?

— Она… Это самое начало. Она провела в ледяной пустыне четыре дня, прежде чем смогла добраться до порта, едва выжила, — в дверях показался Гидеон, в неизменном кофейном балахоне.

— Гидеон, как долго будет длиться такое ее состояние? — вскинул я голову к василиску.

— Я не могу сказать точно, возможно всего лишь оборот, а может и сутки.

— Можно узнать наверняка? — вмешался Калеб, принявшись растирать окоченевшую девушку в моих руках. Мне не нравилось, что эльф прикасался к ней, так же как и волку, но оба мы понимали, что сейчас лопоухий пытается помочь.

— Нет. Я сожалею, — лекарь остановился в изножье кровати, обеспокоенно глядя на полностью синие губы Калисто.

— Насколько это опасно? — спросил квартирмейстер, не отрываясь от своего занятия. — Она сможет с этим справиться?

— Не знаю.

— Мать твою, — не выдержал я, — ты хоть что-то знаешь? — василиск даже глазом не моргнул, стоял все так же спокойно, смотрел с легким беспокойством на своего капитана и на наши жалкие попытки отогреть девушку, но и только.

— Ментальная магия — самая непредсказуемая, — прошелестел он. — На каждого действует по-своему. Последствия зависят от характера воспоминаний, от их силы, от силы духа самого существа, от того, что творилось с ним до попытки вернуть память. Мы все это обсуждали с капитаном, она знала, чем рискует. Но сейчас желательно постараться ее все-таки отогреть. Разница в температурах между окружающим пространством и ее телом слишком велика. Сердце может не выдержать. — Он, просто непрошибаемый какой-то.