Тем временем инспектор Лотт добрался до Бирмингема и принялся вторично проверять алиби Карла Веннинга. Идти в «Хребет селедки» смысла не было, поскольку Веннинг вышел из гриль-бара вскоре после восьми, а в десять вечера капитан Стеррон был жив, вернее, точно жив и, возможно, все еще жив без пятнадцати одиннадцать вечера. Его интересовало лишь «театральное» алиби – действительно ли баронет находился там в половине двенадцатого? Кроме того, инспектор хотел узнать, о чем именно он говорил с охранником в среду вечером, минут за десять до того, как сам Лотт пообщался с ним, а также почему сэр Карл вошел через служебный вход в театр часом ранее и чем там занимался.
Инспектор Лотт не был поклонником театрального искусства, и особенно разных там мюзиклов и варьете. У него были смутные представления о том, что творится за кулисами храмов Мельпомены, но воспитывался он в твердом убеждении, что они являются сосредоточением всяческих неприличий и постыдных соблазнов. В неведении своем он полагал, будто все эти непотребства происходят там «между актами» и «по окончании шоу», а за кулисами толпится целый рой прыщеватых молодых людей с безвольными подбородками и огромными букетами цветов, в которых спрятаны записки тайного и непристойного содержания. Понимая, что до поднятия занавеса все сотрудники будут занят прибывающими на спектакль зрителями, Лотт решил воспользоваться этим временем и проверить, кто дежурит у служебного входа. Ему казалось, что там непременно должен кто-то быть. И он оказался прав. И дежурный был очень занят. Мистер Готтс всегда был занят, даже когда сидел в застекленной клетушке и читал вечернюю газету, ковыряя во рту зубочисткой и прихлебывая из кружки какой-то горячий напиток. Девицы из хора, очевидно неспособные явиться раньше чем за минуту до начала спектакля, но тем не менее находившие время поспорить с мистером Готтсом, были просто уверены, что «для них непременно что-то есть». Молодые джентльмены не стремились попасть в зал к самому началу спектакля и толпились группами, обсуждая с Готтсом результаты скачек, условия аренды, девочек, зарплаты и прочее. Сновали посыльные с пакетами, подбегали и требовали расписаться в квитанциях. Помощник режиссера желал знать, куда, черт побери, подевался его заместитель. И когда тот появился и услышал об этих расспросах, то хотел узнать, какого, собственно, черта помощник режиссера ищет его, неужели не помнит, что сам послал его в Лондон к боссу, а потому вернуться раньше, чем придет оттуда поезд, он, помощник помощника режиссера, не мог.
Опасаясь, что охранник может в любой момент покинуть свой пост, Лотт выскочил из служебного входа и, обогнув здание, выбежал на площадь перед театром. Как оказалось, вовремя: мужчина стягивал перчатки и, похоже, собирался заскочить в бар за углом. Лотт обратился к нему в официальной манере – она никогда не подводила, и полицейский получал нужные результаты, говоря с собеседником строгим, холодным и безжалостным тоном.
– Мне нужно переговорить с вами, – произнес инспектор, заметив, что на лице мужчины отразилось легкое беспокойство.
– Идемте со мной, – дружелюбным тоном предложил тот. – Есть тут неподалеку одно тихое местечко.
Они дошли до бара, но выпить Лотт категорически отказался и сразу приступил к делу.
– Прежде всего хотелось бы знать ваше имя, – сказал он, доставая блокнот.
– Эпплинг мое имя, что-нибудь не так?
– Пока ничего.
– Сержант-майор Эпплинг в отставке, из второго участка в Куиннсшире.
– Я и сам был военнослужащим сержантского состава, – признался Лотт. – Был капралом в спецотделе полицейского департамента.
Сержант-майор усмехнулся, но от дальнейших комментариев воздержался, вспомнив о разнице в нынешнем положении между собой и этим самоуверенным типом.
– Итак, Эпплинг, буквально вчера я расспрашивал вас о джентльмене, который находился в театре в субботу вечером. И вы сообщили мне, что видели, как он с другом приехал туда в двадцать пятнадцать и отбыл в одиннадцать тридцать.
– Все верно, – кивнул Эпплинг. – Как сейчас помню.
– Однако почему-то позабыли упомянуть, что общались с ним за десять минут до того, как подошел я и стал расспрашивать о нем, – строго заметил Лотт.
Румяный Эпплинг побледнел. И отпил пива из высокой кружки.
– А с какой стати я должен был вам это говорить? Вы же меня не спрашивали. В мои обязанности не входит вываливать первому встречному всю информацию.
Лотт пропустил оскорбление мимо ушей.
– Что он вам сказал? – спросил он.
– Да просто болтали, чтобы скоротать время…
– Так, давайте без этого! Он говорил с вами о том же, о чем я стал расспрашивать десять минут спустя. Что он сказал, ну?
– Если вам все известно, то и говорить не о чем, – заявил бывший сержант-майор Эпплинг, поднялся и теперь возвышался над Лоттом. – Я должен вернуться к работе.
– Нет. Никуда вы не пойдете до тех пор, пока не ответите мне. И на сей раз мне нужна правда, Эпплинг. Сколько было времени, когда вы видели Карла Веннинга в субботу вечером?
– Я уже вам отвечал. И вообще мне все это надоело.