Капитан Сорви-голова. Возвращение

— Нет, — ответил Вейзен на вопрос Жана, — он остался там. Его только переложили в гроб и замуровали совсем недавно, когда я стал настоятелем этого храма.

— Мы хотим пойти туда, — сказал Жан, переглянувшись с Жорисой.

— Мы пойдем туда все, — произнес пастор Вейзен, — сегодня я отменил вечернюю службу, чтобы уделить время вам — моим друзьям. Он первым вышел из-за стола. За ним поднялись остальные.

— Вы не знаете, какова судьба Фардейцена? — спросил Жан Логаана на выходе из беседки.

— Точно не скажу, — ответил Пиит, — но, по слухам, он жив и занимается коммерцией где-то в Капской колонии. И, говорят, процветает. В церковь зашли через боковой вход. Служители уже зажгли повсюду свечи. Их мерцание колыхалось по стенам, сводам и алтарю со знакомым всем распятием. Мужчины сохранили тайну, не открыв ее, видно, даже своим семьям. Но вошедшие сначала остановились возле склепа, склонив непокрытые головы перед последним приютом юноши из парижской окраины, отдавшего свою жизнь за друга в стенах этой церкви. И друзья пришли ему поклониться.

— Фанфан, отдай честь этой могиле, — тихо сказал Жан Грандье, обращаясь к своему сыну. И маленький Фанфан отсалютовал своей игрушечной саблей праху и памяти того, чье имя он носил. Затем все отправились к алтарю, где пастор Вейзен решил отслужить молебен. Под церковными сводами чисто и явственно раздавались слова молитвы и псалмов. Потом все присутствующие запели песню, слова которой раздал Пиит Логаан. Строкер и Шейтоф аккомпанировали поющим:

Просветление после дождя,
Очищение после горенья.
Сила Божия — как вдохновенье,
Как творение первого дня.
Ты — сверканье небесных вершин.
Ты — святая и чистая Благость.
Счастлив я, что во мне ты осталась
Как движение грешной души.
Счастлив я, что во мне ты живешь
Просветлением, радужным светом.
Сила Божия — будешь ответом
На обман и антихриста ложь.

Повторяя слова песни, проникающие к нему в самую душу, Жан держал в левой руке аккуратно сложенный носовой платок. На нем сохранились маслянисто-кровавые разводы, при пристальном рассмотрении очень похожие на лик Спасителя. С этим платком Жан не расставался теперь никогда. В Индии, наверняка, его присутствие уберегло всех троих друзей от неминуемой гибели от рук мусульманских фанатиков. После этого случая Жан стал глубоко и искренне верующим и щедро занялся христианской благотворительностью. Решил он пожертвовать большую сумму и на эту церковь, что стала самой близкой и дорогой для него и Жорисы… …И тут Жориса вскрикнула и схватилась за низ живота. Жан успел подхватить ее на руки. Он, окруженный обеспокоенными друзьями, перенес ее на скамейку, положив под голову свой френч. Жориса вскрикивала и стонала, изгибаясь всем телом. Ее большой живот заметно вибрировал и дрожал.

— Нужен врач или акушер, — воскликнул взволнованно Жан.

— Я - акушерка, — сказала худенькая черноволосая жена Шейтофа. — Мужчины, отойдите подальше! — приказным тоном добавила она. — Принесите теплой воды и чистые простыни! — обратилась она к служителям, подошедшим по ее жесту.

Простыни нашлись довольно быстро. Воду пришлось подогревать. Детей увели в беседку. Жана бросало то в жар, то в холод. Он вместе с остальными мужчинами стоял в дальнем углу церкви, повторяя про себя слова молитвы, обращенной к Божьей Матери. Пиит Логаан успокаивающе положил руку ему на плечо.

— Все будет хорошо, — тихо сказал он ему на ухо.

Строкер, Шейтоф, Гегель и Спейч стояли чуть в стороне и о чем-то вполголоса переговаривались. Женщины окружили роженицу и акушерку. Пастор Вейзен взошел на алтарь и молился, повернувшись лицом к распятию. Роды проходили почти час. Жориса кричала, звала Жана. Тот рвался к ней, но Логаан уже обеими руками удерживал его порыв. И вот, наконец, глубокий, облегченный стон женщины захлестнул тонкий детский плач. Жан всем телом подался вперед и Пиит не удержал, да и не хотел уже удерживать его.