Капитан Сорви-голова. Возвращение

— Это радует, — отозвался Сорви-голова.

Девет сделал шаг вперед и тихим голосом, немного картавя, произнес:

— Помолимся за упокой души наших славных воинов, павших смертью храбрых в сегодняшней битве с захватчиками.

Из группы трансваальцев вышел пастор Вейзен. Он достал из кармана небольшое Евангелие в черном кожаном переплете, нашел нужное место и голосом, полным торжественной печали, стал читать псалом. Буры, склонив обнаженные головы, шепотом повторяли слова царя Давида, обращенные к Богу — воителю и заступнику с призывами о спасении и утешении усопших и укреплении духа живых в борьбе за правое дело. Летнее огненное солнце садилось за степной горизонт плавно и быстро и, как всегда в тропических краях, на молящихся накатились скорые сумерки. Ни Сорви-голова, ни Фанфан, ни Поль с Леоном не считали себя верующими. Они мыслили категориями науки и прогресса, отодвигая на задворки сознания мысли о существовании и незримом присутствии какой-либо Духовной Сущности, влияющей на жизнь всей Вселенной и отдельных людей. Бог был для них мифологической категорией, никак не связанной с реальной, и, подчас, страшной действительностью, царящей на Земле. Но побывав больше года среди буров, беззаветно верующих в своей массе, в Божье провидение, Жан Грандье уже не так иронично и скептически относился к их почти фанатической религиозности. Вера укрепляла их в труднейшие времена испытаний, выпавших на долю маленького народа, окруженного враждебными племенами и гонимого алчными завоевателями. Буры считали себя избранным народом, подобно библейским иудеям, стремящимся к "земле обетованной". "Великий трек" из Капской колонии на север казался похожим на Исход из Египта. "Земля обетованная" отыскалась. Наладилась новая, трудная, но свободная жизнь. Но их не захотели оставить в покое. До них и здесь добрались хищные лапы гонителей. И буры все как один встали на защиту своей земли. Они считали эту войну очередным испытанием божьим и терпели муки и лишения со стойкостью и мужеством первых христиан. Молитва между тем была закончена. Пастор Вейзен возвратился в круг своих земляков. Буры надели на головы шляпы. Христиан Девет обратился к ним с короткой речью:

— Африкандеры! Сегодня в жестоком бою мы потеряли много своих товарищей. Это невосполнимая потеря. Гибнут наши лучшие бойцы. И пусть захватчиков убито гораздо больше, эта победа не доставляет мне радости. Она куплена ценой жизней граждан нашего Свободного Оранжевого государства. Единственное, что утешает меня, — гибель их не напрасна. Их кровь слилась с кровью борцов за нашу свободу, погибших за эти полтора года войны. Священной войны за независимость. Я верю, что мы отстоим свое право и изгоним захватчиков с родной земли. Свобода или смерть!

— Свобода или смерть! — хором повторили бойцы, вскинув вверх зажатые в руках винтовки. Когда крики утихли, Христиан Девет снова поднял руку. — И еще одно сообщение, — более спокойным тоном сказал он. — Во время операции по захвату спецпоезда нами взят в плен генерал Уотс, адъютант фельдмаршала Китченера с ценными документами. И еще: из того же поезда к нам перебрался бежавший из английского плена знаменитый командир разведчиков капитан Сорви-голова со своими товарищами-французами. Вот он стоит в первом ряду в форме убитого им английского офицера. Он отлично проявил себя в последнем бою. Все повернулись на жест Девета. Некоторые из задних рядов даже приподнялись на цыпочки, чтобы разглядеть знаменитого Брейк-нека, как называли Жана Грандье англичане. Многие из буров были наслышаны о нем. Раздались сначала несмелые аплодисменты, перешедшие в овацию. Обычно сдержанные в своих порывах буры почему-то не удержались и в едином порыве зааплодировали Жану. Он был смущен и даже покраснел, как совсем недавно Фанфан, под перекрестной бранью этих же самых людей.

— Все это я опишу в своем репортаже из Южной Африки, — на самое ухо Жану проговорил Поль и после паузы добавил, — если только останусь жив.