Капитан Сорви-голова

Оба молодые, почти мальчики, в высшей степени храбрые и прямые, они были решительными противниками во время битвы. Но их благородным натурам чужда была и ненависть оскорбленного самолюбия и низкая злоба расовой вражды. Отвага одного возбудила в другом лишь чувство уважения. Теперь уже не существовало ни англичанина, ни француза-бура, ни победителя, ни побежденного, а были двое отважных юношей, ставших друзьями.

Прошло около недели.

Ежедневно в свободное от службы время Сорви-голова часами просиживал у изголовья раненого, который встречал его неизменной улыбкой и дружеским рукопожатием.

Патрику становилось лучше, точно так же как и его отцу, хотя выздоровление последнего шло гораздо медленнее, чем предсказывал слишком уж оптимистически настроенный доктор.

Сорви-голова приносил им новости, стараясь чем только можно облегчить участь пленников. В дружеской беседе незаметно шло время. Патрик рассказывал о своих приключениях в Индии, Жан — о том, что пережил в стране «Ледяного ада». Все это — к немалому возмущению Поля Поттера, непосредственная и простая натура которого никак не могла примириться с этой дружбой между вчерашними смертельными врагами.

Ненависть к завоевателям пылала в душе юного бура с той же силой, как и в первый день их вторжения. Это чувство патриота обострялось еще ненавистью к убийце его отца. Ничто не могло ни смягчить, ни тронуть его. Затаив в душе мщение, он шел к намеченной цели, не сворачивая, и сожалел лишь о том, что пуля, уложившая волынщика, не покончила также и с полковником.

Неудивительно поэтому, что в его отношениях с начальником появился заметный холодок. А в душе его зрел мрачный план мести герцогу Ричмондскому.

Офицеры-шотландцы, в свою очередь, не могли понять как это Жан Грандье, образованный и богатый человек, мог до такой степени увлечься борьбой каких-то мужиков южноафриканских республик за свою независимость.

Однажды Патрик, желая объясниться, со своей обычной прямотой спросил Жана:

— Вы ненавидите Англию?

— Нисколько. Англия — великая страна, и я восхищаюсь ею. Но теперь она ведет несправедливую войну, и потому я сражаюсь против нее.

— Но это наше внутреннее дело: мы подавляем бунт в своей стране.

— Отнюдь нет. Буры не являются подданными Англии, следовательно, их нельзя рассматривать как мятежников.

— Не будем играть словами, — возразил Патрик. — Южноафриканские республики находятся в самом центре сферы английского влияния, и мы считаем, что они составляют неотъемлемую часть королевских владений.

— Но, чорт возьми, тут я не согласен с вами!

— Напрасно! Они наши на том же основании, что и Бечуаналенд 39, и Родезия 40, и Капская земля 41, и Англо-Египетский Судан 42, и другие аннексированные империей территории. И разве буры не такие же дикари? Это тупые крестьяне, безграмотные в своей массе, отказавшиеся от благ современной цивилизации, нравственно и физически нечистоплотные люди, закосневшие в своих примитивных способах производства… Да, да, повторяю — дикари, вернее, белые, вернувшиеся к первобытному состоянию. Мы, англичане, ставим их не выше краснокожих, или арабов, или каких-нибудь кочевников Центральной Азии…

При этих словах Сорви-голова вспыхнул, потом побледнел и готов уже был взорваться и выложить собеседнику начистоту свое возмущение, однако сдержался и, решив юмористически парировать этот выпад, ответил добродушным тоном:

— Но, милейший, эти дикари пользуются электричеством, строят железные дороги, у них есть типографии, они производят современное вооружение… Забавные дикари, не правда ли? Думаю, что они неплохо выглядели бы и в Европе, хотя бы, например, в вашей Ирландии! А?.. Что же касается главы этих «дикарей» — президента Крюгера, то князь Бисмарк ставил его куда повыше биржевых спекулянтов, этих вождей европейских сиуксов 43. А Бисмарк разбирался в людях!

— О, Крюгер! Бесхвостая макака!.. Шут, еще более смешной и нелепый, чем его изображают карикатуристы.

— А буры находят, что он самый прекрасный человек обеих республик, как и вы, вероятно, видите в своей королеве Виктории самую прекрасную женщину Соединенного королевства. Охотно присоединяюсь к обоим суждениям: старый бур и старая английская леди прекрасны, как полубоги, но каждый в своем роде.

Этот меткий ответный удар так точно попал в цель, что ни отец, ни сын не нашли слов для возражения.

После неловкого молчания полковник обрел наконец дар речи.

— Все это только слова, мой юный друг, — задумчиво произнес он, — одни слова. Война — страшная вещь, и тот, кто начинает ее, должен быть неумолим. Мой сын прав: буры — бунтовщики и дикари, и мы должны уничтожать их как бунтовщиков и дикарей. Мы пришли сюда не для того, чтобы сентиментальничать. Мы сражаемся здесь за самое существование Британской империи, и последнее слово в этой войне скажем мы, хотя бы ради этого нам пришлось принести в жертву двести тысяч человеческих жизней и потратить двести миллионов фунтов стерлингов.

Сорви-голова вторично был вынужден подавить свое негодование.