Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Не обращайте внимания, господин помощник капитана, — отвечала герцогиня. — Эль-Кадур всегда был очень вспыльчив. Встаньте к штурвалу и посмотрите хорошенько, нет ли у выхода из бухты какой-нибудь галеры Али-паши.

— С таким судном нас не должны беспокоить неповоротливые парусники, синьора, я за это отвечаю. Потравить еще шкоты! Живее, акулы Архипелага! Мне хочется провести хорошую ночь!

Герцогиня снова обернулась к маяку, уже удалившемуся от них шагов на шестьсот-восемьсот, и увидела на краю скалы неподвижную фигуру Мулея-эль-Каделя, которая словно вырастала из тьмы.

— Жаль, что он турок и что он появился после ЛʼЮссьера, — прошептала она.

В этот момент галиот, все увеличивая скорость, покидал рейд, затем обогнул последнюю скалу, и Дамасский Лев исчез из виду.

В открытом море задул свежий восточный бриз, по воде побежали волны и начали глухо ударяться в борта галиота.

Папаша Стаке и Симоне устроились возле подвесного светильника и вели легкий корабль, а Перпиньяно, будучи специалистом по оружию, занялся изучением бортовых кулеврин.

Герцогиня, опершись на левый фальшборт, в странной задумчивости неотрывно смотрела на свет маяка, посверкивающий сквозь мрак.

У галиота была прекрасная оснастка, и он с легкостью преодолевал волны, все увеличивая скорость по мере удаления от берега. Отойдя мили на две, чтобы не налететь на риф, которых в окрестностях Кипра было полно, капитан повернул на север, к замку Хусиф.

— Синьор, — сказал Никола Страдиот, почтительно приблизившись к герцогине. — Я должен исполнять только ваши приказы.

— Да, — отозвалась она.

— Вы желаете подойти к замку днем или ночью?

— А когда мы там будем?

— Ветер хороший, и около десяти мы уже сможем бросить якорь на рейде Хусифа.

— Вам известно, что там содержат узников-христиан?

— Так говорят.

— И что среди них есть один знатный француз?

— Может, и так, синьор.

— Называйте меня синьора, я женщина.

Грек ничем не выдал своего удивления. Видимо, его предупредил папаша Стаке или слуги Мулея-эль-Каделя, которые фрахтовали корабль.

— Как пожелаете, синьора, — сказал он.

— Вы знаете этот замок?

— Да, я сам там просидел три недели.

— А кто комендант замка?

— Племянница Али-паши.

— Турецкого адмирала! — воскликнула герцогиня.

— Да, синьора.

— И что она за женщина?

— Очень красивая и очень энергичная. Хотя, говорят, она жестока с пленниками-христианами. Меня шесть дней держали без еды только за то, что я ей не так ответил, и так побили палками, что следы остались до сих пор, а ведь прошло уже семь месяцев.

— Бедный ЛʼЮссьер! — прошептала герцогиня, не в силах сдержать дрожь. — Как он, такой гордый и не терпящий никакого принуждения, сможет с этим смириться?

Она задумалась, потом спросила:

— А мы сумеем проникнуть в замок, если притворимся, что мы мусульмане и нас послал Мулей-эль-Кадель?

— Вы разыгрываете очень опасную карту, синьора, — ответил грек, покачав головой. — Однако я не вижу, какой еще мотив можно изобрести для того, чтобы проникнуть на эту скалу.

— Мы сможем доплыть до Хусифа без неприятных встреч и столкновений?

— В этом-то и трудность, синьора, — сказал грек. — Возможно, на рейде все время дежурит какой-нибудь корабль паши и его капитан нас задержит и начнет допрашивать, кто мы, откуда приплыли, и еще кучу всякой всячины.

— А замок далеко от моря?

— В нескольких милях, синьора.

— Если там окажется корабль, которого вы опасаетесь, мы его атакуем и захватим, — решительно заявила герцогиня. — Мы готовы на все, и думаю, вы тоже не откажетесь отомстить туркам за дурное обращение, если представится случай.

— Можете на нас рассчитывать, — отвечал грек. — Отступник здесь хуже раба, турки его шпыняют и презирают, христиане над ним насмехаются. По мне, так лучше смерть, чем жизнь в бесчестье. Так и умрешь неотомщенным… С тех пор как я отрекся от Креста, чтобы озверевшие турки не посадили меня на кол, никто не подает мне руки, а ведь я этой самой рукой уничтожил больше двадцати мусульман в Негропонте и в Кандии.[9]

В голосе грека звучала такая боль, что герцогине стало его жалко. Она протянула ему руку и сказала:

— Вот, пожмите руку Капитана Темпесты.

Отступник вздрогнул.

— Капитан Темпеста! — воскликнул он, и на глаза его навернулись слезы. — Так это вы тот герой, что вышиб из седла Дамасского Льва? Вы… женщина!

— Это я, — отвечала герцогиня.

Грек пожал и поцеловал ей руку.

— Я снова стану христианином и свободным человеком! Синьора, можете располагать моей жизнью.

— Я, наоборот, предпочту ее поберечь, Никола. В эту проклятую войну полегло и так слишком много христиан, чтобы еще кем-то жертвовать.

В этот момент подошел папаша Стаке, переваливаясь на мощных ногах, как старый медведь.

— По морю рыскает какой-то любопытный, — сообщил он.

— Что вы хотите этим сказать, папаша Стаке?

— Я заметил на горизонте две светящиеся точки.

— Мы уже находимся в акватории Хусифа, — сказал грек. — Может, это патрулирует один из кораблей паши?

Он ухватился за бакштаг, вскочил на фальшборт и оттуда долго смотрел на север.