Капитан Весна

— Да. Так теперь называют этот вид туризма, — улыбнулся господин Дорен. — Там, наверху, есть вода, есть одна или две хижины. Можно построить и другие… Прятаться там удобно.

— А вдруг немцы зачастят на границу? — спросил я.

— Весьма вероятно, — сказал господин Дорен. — Но не могут же они быть везде. Ельник расположен достаточно далеко от границы, да к тому же еще отделен от нее большим участком, заваленным камнями, и там трудно передвигаться. Вообще это еще не решено твердо, и я прошу вас не болтать.

— Все дело в папаше Фога, — сказала тетя Мария. — Если хоть один партизан появится в горах, он это живо пронюхает.

— Так вот, — сказал учитель, — я пойду и поговорю с ним. Интересно знать, что у него на уме.

— Я пойду с вами, — сказал дядя Сиприен.

Господин Дорен явно колебался.

— Если хотите, — наконец согласился он. — Вас, как соседа, это, конечно, должно интересовать. Но говорить с ним уж предоставьте мне. Здесь торопиться ни к чему.

Моя мать опустила голову и сплела руки. Я понял, что новость встревожила ее. И все-таки надо бороться. Надо бороться хотя бы ради моего отца. Надо укрывать преследуемых, спасать молодежь, отобранную оккупантами для отправки на принудительные работы в Германию.

* * *

Мы молча шли по снегу. Уже наступила ночь. Обложенное тучами небо чернело над головой. Мы шли молча в белесой мгле. По обе стороны тропинки смутно вырисовывались деревья и кусты, обремененные тяжестью снежного покрова. По мере того как мы удалялись от деревни, звуки долетали до нас все слабее, а потом и вовсе замерли. Уже не слышно было ни лая собак, ни мычания коров, ни знакомого стука молотков и жужжания пил. Нас окружала суровая тишина зимнего леса. Лишь изредка глухо падала снежная глыба. Я с трудом различал дорогу. Снег и ночь сделали пейзаж неузнаваемым. Не было видно ни долины, ни снежных вершин.

— Подходим, — шепнул мне Бертран.

Через несколько секунд на мглистом фоне проступила темная масса. Я узнал дом папаши Фога.

— Оставайтесь здесь, мальчики, и ждите нас, — распорядился господин Дорен.

В доме стояла тишина. Ставни были открыты, но за окнами царил мрак.

— Наверно, улегся спать, — прошептал Бертран.

— А может быть, сидит у огня.

Произнеся эти слова, я стал искать трубу. Быстрый глаз Бертрана опередил меня.

— У огня? Не похоже. Не видно дыма.

Я тихонько засмеялся.

— Этот скряга экономит даже на дровах! Да еще в такой местности!

Господин Дорен и дядя Сиприен направились к дому. Они переступили через полуразрушенную ограду и подошли к двери. Дядя стал стучать в дверь кулаком. Сначала тихо, потом сильнее.

В царившей кругом тишине эти удары звучали оглушительно.

— Эй! Кто там есть? Отворите! — крикнул господин Дорен.

Никто не ответил.

Я увидел, как учитель внимательно разглядывал местность вокруг дома. Но днем шел снег, и все следы запорошило.

Дядя Сиприен стал бить кулаком по двери все сильнее и сильнее.

Затем они обошли дом и снова стали звать. Напрасный труд. Видимо, папаши Фога не было дома. Но где он мог быть? В Люшоне? Где-нибудь в горах? А может быть, упорно не хотел отвечать.

Я представил себе, как папаша Фога сидит на корточках в углу холодной комнаты и считает золотые монеты. Когда я сказал об этом Бертрану, тот пожал плечами.

— Его, конечно, нет. Ведь дрова здесь ничего не стоят, и он непременно зажег бы огонь. Очень странно, что из трубы совсем не идет дым. Даже если он ушел, все равно он мог бы оставить небольшой огонь…

* * *

Бертран оказался прав. Через несколько дней мы узнали, что папаша Фога на самом деле уехал. Его видели в Люшоне, когда он садился на поезд, отправлявшийся в Тулузу. Одни думали, что он нашел работу на заводе близ Монрежо и там проведет зиму. Другие считали, что он уехал к родственникам. Но о своих намерениях он никому даже не заикнулся, и нам оставалось только строить догадки. Может быть, раздобыв деньжат, он решил бросить свое горное логово и устроиться в другом, более удобном месте? А может быть, боясь разоблачений, укрылся где-нибудь понадежнее? Впрочем, оба предположения не исключали одно другое.

Впоследствии мы с Бертраном несколько раз приходили сюда и осматривали одинокую хижину. Она по-прежнему спала под снегом, недвижимая и оледенелая. Вокруг никаких следов, кроме наших. Курятник был пуст, так же как и крольчатник. В дровяном сарае в беспорядке валялось несколько вязанок хвороста, покрытых пылью.

Когда мы еще раз пришли туда через несколько недель, то обнаружили, что ветер сорвал створку двери чердака.

— А что, если пойти и посмотреть? — предложил Бертран.

— Что посмотреть?

— Дом. Войти внутрь. Может, он умер…

— Что ты! Ведь известно, что он уехал.

— И все же лучше проверить. В сарае стоит лестница. С чердака можно спуститься в хлев, а потом в кухню.

Я колебался. Правда, папаша Фога не внушал мне ни малейшего сочувствия, но все же мы не имели права проникать к нему в дом подобным образом.

— Может быть, он и умер, — продолжал настаивать Бертран. — Кто знает? Нужно проверить.

Он приставил к дому лестницу и легко взобрался на чердак. Через минуту он показался снова.

— Дом пуст. Никого. Пойдем посмотрим.