Я решил последовать его примеру.
До чего же неприятное чувство осталось у меня после этого посещения! Дом действительно был пуст. Немой, застывший, словно из него вынута душа. Чердак был завален упавшими трухлявыми стропилами и заплесневелыми балками. В углу лежала кучка очень старого сена.
Мы спустились по крутой лестнице в хлев. Такое же запустение. В яслях среди прелой соломы валялась старая упряжь. В разных местах стояли бочки с вышибленным дном, лежало несколько джутовых мешков. Мы проникли в кухню — длинное помещение с низким потолком и земляным полом. Колченогий стол, старый буфет из почерневшего дерева да еще два стула с рваными соломенными сиденьями — вот и все убранство. Нужно добавить еще две табуретки да полдюжины надтреснутых тарелок, стоявших на доске над каменным столом. Пол был старательно выметен. В печи собрана в кучку зола. Каждая крошка была подобрана. Жилище, достойное скряги!
Наверху мы обнаружили комнату с голыми стенами. В ней стоял лишь стул да лежал соломенный тюфяк. В стенном шкафу висела старая залатанная одежда.
Мы молча продвигались, зажигая спички, чтобы знать, куда поставить ногу. Это был поистине пустой, заброшенный дом. Меня охватило какое-то странное чувство: мне казалось, что в этом грустном жилище никогда не было живой души, что там обитал не человек, а какой-то призрак… Я совсем не боялся, но хотел скорее покинуть это мрачное место, бежать из этого безликого дома.
Ничего не трогая, мы быстро выскользнули из дома. Теперь нам в лицо дул свободный ветер, лес источал запах древесной смолы, нас окружали знакомые луга и скалы.
Глава восьмая
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ НОЧЬ
Жизнь в горах текла размеренно и спокойно. Она почти не изменилась. В глухом горном селении еды пока хватало. Картошки, каштанов, гороха, сушеных бобов, муки — вдоволь. Молоко было всегда. Мед в ульях не переводился. Вот только одежда, обувь, инструменты, велосипедные и автомобильные покрышки выдавались по талонам и были плохого качества.
Война могла бы казаться очень далекой, если бы радио, газеты и письма не приносили в дома печальные вести. В каждой семье ждали писем: кто от сына, кто от отца, попавшего в плен, кто от родственника, который исчез бог знает куда или бедствовал в оккупации.
Немцы продвигались по русским равнинам. Они дошли до Кавказа. Население захваченных земель терпело ужасные лишения.
Рассказывали, что в винодельческих районах Лангедока жители вынуждены питаться похлебкой из крапивы. Отовсюду шли слухи об арестах, об эшелонах с людьми, отправляемых в концентрационные лагеря Германии. В Париже на стенах домов расклеивали красные афиши с именами расстрелянных заложников.
Большинство этих тягостных новостей мы узнавали от господина Дорена: он много разъезжал и многое видел. По четвергам и воскресеньям учитель отправлялся то в Люшон, то в соседние деревни. Это был очень занятой человек, и мы никогда не задавали ему праздных вопросов. Случалось, он засиживался у нас допоздна. Иногда господин Дорен встречался здесь с семьей Беллини.
Маленькая Изабелла и ее мать часто навещали нас. Что касается ее отца Фредо, то ему удалось устроиться на лесозаготовках. Каждое утро он спускался из Вирвана в долину. Там его поджидала длинная вереница мулов, и он вел их в горы за тяжелой поклажей самшита и шиповника.
— Представьте себе, — рассказывал нам с веселыми ужимками длинный Фредо, — хозяин дровяного склада, нанимая меня, спросил: «А вы умеете ходить за скотиной?» Я даже не рассмеялся, а только переспросил: «За скотиной? За какой? Я никогда не дрессировал львов, но у меня были пудели, ученая черепаха и даже удав». Они там все на складе решили, что я шучу. А я и не думал шутить.
Короче говоря, Фредо наняли на работу, и он превосходно справлялся со своими обязанностями: рубил лес, грузил и отвозил бревна. Мулы слушались каждого его слова.
Всякий раз, когда господин Дорен встречался у нас с Беллини, мы с большим интересом слушали их разговоры. Учитель, любознательный по природе, засыпал его вопросами, а длинный Фредо никогда не заставлял себя просить и охотно рассказывал о своей жизни и приключениях. Он исколесил многие дороги Франции, Италии, Испании, Скандинавии. Фредо хорошо знал жизнь циркачей, так как сам родился среди бродячих комедиантов. Понятно, что и нам хотелось побольше узнать о дрессировке зверей.
— А тюленей, господин Беллини, вы тоже дрессировали?
— А как же! Сам я никогда не выступал с тюленями, но мне пришлось как-то заменять одного из моих приятелей.
— Они злые?
— Да нет, очень ласковые. Заметьте, дрессировать их нетрудно, они жонглеры по природе. Самое важное — всегда иметь для них свежую рыбу.
— Ну, а тигры? Тигры у вас тоже были?
— Нет, тигров у меня не было. Зато собаки, обезьяны…
— И гориллы?
— Нет. С гориллами я тоже дела не имел, но зато у меня был великолепный шимпанзе, очень ловкое животное. Этот шимпанзе сам одевался на арене и опрятно ел, сидя за столом.
— А вашу обезьянку, господин Беллини, вы по-прежнему дрессируете?