Капитан Весна

Вирван… Соловей… Какие здесь красивые названия!

Мы медленно шли по дороге, еще не остывшей от дневного зноя. Иногда ее преграждали толстые слои сланца.

— Это, должно быть, не очень удобно для тележек, — сказал я.

— Да, но мы пользуемся еще санями. И не только такими, в которых ездят по снегу, а большими санями из ясеня. Коровы волокут их по камням. На них перевозят лес, сухие листья, навоз… Это очень удобно.

С нами здоровались соседи, с любопытством разглядывая меня. Они уже знали о нашем приезде.

— А, вот он, парижанин! Ну как: здесь народу поменьше, чем на площади Согласия?..

Я отвечал вежливо, но в этот первый вечер мне не хотелось разговаривать.

Вскоре мы миновали мост, и Бертран указал мне на стоящий в стороне дом.

— Это здешняя гостиница, — сказал он смеясь. — Вернее, постоялый двор. Сейчас там живет всего несколько человек. Среди них — один беженец из Парижа.

— Из Парижа?

— Да, да, из Парижа. Господин Бенжамен. Такой низенький, старый и очень тихий. Он художник.

— Он рисует картины?

— Да. Каждый день уходит в лес и там рисует. В гостинице живет еще…

Но Бертран не успел договорить. Перед нами неожиданно появился странный человек, очень худой и ростом чуть не в два метра. Его нескладный силуэт выделялся на бледном небе. Я плохо различал лицо незнакомца. Когда он приблизился к нам, я услышал пронзительный крик.

— Это кричал не он, — рассмеялся Бертран и толкнул меня локтем. — Это обезьянка, уистити[2].

Я внимательно оглядел забавного Дон-Кихота, который шел к нам крупным спокойным шагом. И в самом деле, на плече у него свернулась клубком обезьянка. Видимо, она и закричала, увидев нас, а может быть, ее дразнил хозяин…

— Это тоже человек искусства, — пояснил мне Бертран. — Он вместе с женой и маленькой дочкой живет в гостинице. Они беженцы и, должно быть, раньше работали в цирке. Он жонглирует и показывает фокусы. Ты увидишь…

— Они из Парижа?

— Не думаю. У них, скорее, южный акцент. Но ведь они разъезжают с цирком по разным местам… Его зовут Фредо. Длинным Фредо. Настоящего имени я не знаю.

* * *

Мне постелили в комнате Бертрана, под самой крышей. Это была мансарда с наклонным потолком и выбеленными известкой стенами. В окно виднелись долина и окружавшие ее снежные хребты. В сущности, это был второй этаж, но взбираться туда приходилось по крутой лестнице, как на мельницу. По одну сторону от комнаты находился сеновал, по другую — кладовка, где хранились семена и фрукты: груши и зимние яблоки, орехи и сушеные сливы. Итак, наша комната была обращена к долине и дышала ароматами этого края.

Уснул я мгновенно, едва положил голову на подушку: дорожная усталость камнем навалилась на меня и сразу погрузила в глубокий сон. Рядом со мной Бертран бормотал какие-то невнятные слова.

Вскоре на мое лицо опустилась прохладная и ласковая рука — это ночной ветерок овеял мой сон. Должно быть, мне что-то снилось, но этот первый сон в Вирване почти не запомнился мне. Когда я пытаюсь вновь вызвать его в памяти, мне представляется спокойная снежная страна. Кругом удивительная тишь. Поля, покрытые снегом, и поля, покрытые цветами. Издали долетает музыка. Поток бежит по блестящим камням. Нет, это не поток, это порхает птица. Поет женщина и склоняется ко мне с улыбкой. У нее лукавые черные глаза, как у тети Марии.

И вдруг чей-то пронзительный крик врывается в страну грез, разрывает негу благоуханного воздуха. Что случилось? В этом крике звучат и боль, и угроза…

Я проснулся. Рядом со мной на узком топчане спокойно спит Бертран. Везде, вокруг меня, вокруг дома, царит покой. Кажется, и горы спят таким же крепким сном, как Бертран. В тишине я различаю только слабое журчание воды и шелест листвы — мирное дыхание долины.

Глава вторая ГОСПОДИН БЕНЖАМЕН И ДЕРЕВЬЯ

Мы без труда свыклись с жизнью в горах. И, конечно, нам помогали в этом наши добрые родные. В работе недостатка не было. Мы выискивали ее с таким простодушным рвением, что Сиприен Валетт невольно улыбался.

— Полегче, полегче! — говорил он нам. — Не торопитесь. Вы еще увидите, что не все в жизни горцев легко и приятно. Дороги у нас ухабистые, и, пожалуй, не найти ни одного по-настоящему ровного клочка земли.

Мать чаще всего оставалась дома с тетей Марией, трудилась на скотном дворе, на огороде. А я уходил вместе с Бертраном и его отцом и изо всех сил старался научиться работе пахаря, косаря и дровосека. Столько профессий одновременно было, конечно, многовато. Тем более, что дядя Сиприен сказал мне с самого начала:

— Жанно, дружище, среди твоих вещей я видел учебники. Это похвально. Не забывай время от времени заглядывать в них. Что бы ни происходило, о занятиях забывать нельзя. Я уже не говорю о том, что это будет хорошим примером для Бертрана. Господин Дорен, учитель из Кастера, не очень доволен его правописанием…