Капитанские повести

Пирамидка с огоньком была обшита досками в просвет, и ее насквозь просвистывал тот же ветер, отрывая где-то наверху плохо прибитую планку. Но если встать вплотную к будочке с баллонами ацетилена, то становилось заметно теплее. Витя сбил камнем нехитрый запор с дверцы, заглянул внутрь. Тут, согнувшись или на корточках, вполне могли разместиться два человека.

Витя спустился вниз, съехал по снегу с обрыва прямо к шлюпке.

— Не, ребята, я думаю, по другой причине наш островок этак назвали. Очень уж он голый. Тут наверняка вот что было: везли мужики из монастыря какие-нибудь мощи да маялись животами после монастырской трапезы. И неохота им было в ладье вместе с мощами скоромиться. Вот они и выбрали ближайшее подходящее место, как раз наш островок, да всей братией и уработали его… А? Чего-й-то вы опять оба такие серьезные?

Он убедил их попробовать, не будет ли теплее там, под огоньком, и раскинул жребий. Первым выпало сидеть в будке Алику Юхневичу, потом Коле Жилину.

— Ах, золотая рыбка, всю дорогу мне не везет! Ну, топайте прямо по моим следам, а я тут на вахте побуду. Шестьдесят гудков насчитаю, смените. Я тут заодно фальшфейера поищу, надо же на судно знак подать, как прояснеет… Дай-ка, Жила, я тебя на берег перенесу.

Алик Юхневич и Коля Жилин пропали в темноте, а Витя Конягин, поразмыслив, стал протаптывать в снегу дорожку, семь шагов налево, семь шагов направо.

«Снег сыреет, что ли? Главное, время от времени пошевеливаться, так не замерзнешь. Ну, а если будет, как у Веньки, сопля под носом, так это не страшно, Маруся из-за этого меня не бросит. Эх, Маруся-Марусенька, стерва ты баба, как же так невозможно без тебя жить?..»

Витя Конягин проминал тропку, думая о странной своей жизни, в которой было у него уже две непутевых жены, одна бывшая и одна теперешняя, из-за которых, как он думал, он и попадал уже дважды в лечебницу для алкоголиков. Но первая из них уже чуть брезжила в глубинах памяти, он только помнил ее гадливо-ласковый мизинчик, легонько постукивающий его по носу, и такой же ласковый и веселый ее голосок: «Ах, обманщик, обманщик!..» Давно это было, только-только согласились его с ней регистрировать в загсе. Но Маруся…

Он пристыл к ней, а вернее, сначала к ее троим ребятишкам, после первого своего выхода из больницы. А она все не верила, что это у него без какой-либо корысти, думала, что это все из-за ее навязчивой чернявой красоты, из-за которой многие и любили ее и бросали… Однажды, уже после свадьбы, она ушла опять по ресторанам от него невесть куда. А встретила его после второго его выхода из лечебницы у ворот, встретила красивым подарочком — канадским ножом с выстреливающимся лезвием.

— Не бойся, это чистый ножик, брат мне привез. Прирежь меня, Витя, если хоть гляну в сторону от тебя и детей.

Не осталось у Вити Конягина этого ножа: выкинул в окошко вагонной уборной, пока ехали от Апатитов, из лечебницы, в Мурманск…

11

Алик Юхневич занял свое место в будочке и сразу затих, а Коля Жилин долго ворочался, умещая то плечи, то ноги.

Алик Юхневич не выдержал:

— Жилин, дай закурить, а?

— Нет.

— Что тебе, жалко, да? Я же видел, как ты сигарету прятал.

Коля молчал.

— Замерзать будем, все равно жать будешь? Один искуришь?

Коля Жилин сплюнул сквозь зубы.

— Разговаривать со мной не хочешь. Думаешь, может, я хуже?

— Закрой камбуз!

Алик испугался или обиделся, сжал тяжелые губы и тоже замолчал. Но тут же он представил себе жаркий судовой камбуз, где раздавались такие упоительные запахи борща по-флотски, что даже теперь Алик почувствовал обычный добрый аппетит хорошо растущего молодого организма.

Это были мамины слова. Алик вырос в семье, где разговоры о работе желудка были основной темой как за столом, так и вне стола. Первым сложным понятием, которое усвоил Алик, были витамины.

— Ешь кольраби, в ней много витаминов, — говорила мама. — Овощи нужно класть в кипяток сырыми, так лучше сохраняются витамины. Григорий, ты опять забыл принести мальчику черной смородины, а ведь в ней так много витаминов! Витамины нужны хорошо растущему молодому организму.

Мама когда-то собиралась стать врачом. Папа был подполковником и служил в какой-то побочной морской организации, названия которой, составленного из невнятно подобранных букв, Алик так никогда и не разбирал.

Алику приятно было слышать, как твердым и звонким голосом папа отвечал по телефону:

— Есть! Понял. Есть!

Потом папа клал трубку и уже по-домашнему говорил матери:

— Вот так. А теперь не спеши выполнить приказание, ибо оно может быть еще отменено.

— Что ты, Григорий, — пугалась мама, — Алик услышит.

— Вырастет, сам поймет.

Алик рос. Когда он дотянулся до десятого класса, стало ясно, что через год его возьмут в армию.

— Вот что, — сказал папа, — служить в армии наша почетная обязанность. Но мы с мамой хотели, чтобы ты стал инженером. Пойдешь в мореходную школу, но запомни, ты должен окончить ее с отличием. Тогда ты получишь производственный стаж и право поступления в любое учебное заведение.