Капитаны песка

Педро Пуля ласкал ее грудь, и она почувствовала, что из глубины ее страха пробивается желание, как слабый ручеек, что бежит между гор, набирая силу, пока не превратится в полноводную бушующую реку. И поняв это, девушка испугалась еще больше. Если она уступит этому желанию, если позволит овладеть своим телом, она будет обесчещена, она оставит на песке пятно крови, над которым будут смеяться на следующее утро грузчики. Осознание своей слабости придало ей мужества и новые силы. Она наклонилась и укусила руку Педро, сжимавшую ее грудь. Педро вскрикнул, отдернул руку, она вырвалась и побежала. Но Педро снова поймал ее. Теперь к его желанию примешивалась злость:

— Хватит резину тянуть, — крикнул Педро и попытался снова повалить ее на песок.

— Пусти меня, проклятый. Ты хочешь моего бесчестья, негодяй? Пусти, пусти меня, я здесь случайно…

Педро не отвечал. Он знал других, которые поначалу тоже строил из себя. В основном потому, что боялись, как бы об этом не узнал любовник. Ему и в голову не приходило, что эта негритяночка может быть невинной. Но она сопротивлялась, кричала, кусалась, колотила своими слабыми руками в грудь Педро Пули:

— Ты что же думаешь, я отпущу тебя просто так? Брось ломаться. Твой парень ничего не узнает. Никто ничего не узнает. А ты поймешь, что значит настоящий мужчина.

Теперь он пытался ласками победить в ней ненависть, пробудить чувственность. Его руки скользили вдоль тела девушки, он с силой прижимал ее к себе. А она все повторяла одно и то же:

— Пусти меня, негодяй… Пусти меня…

Педро задрал подол ситцевой юбки, заголив крепкие бедра негритянки. Однако ее ноги были крепко сжаты, и, когда Педро попытался раздвинуть их, негритянка стала вырываться. Но, поскольку парень не переставал ласкать ее, девушка вдруг почувствовала, как на нее обрушивается желание, и потому не проклинала его больше, а только умоляла:

— Пожалуйста, отпусти меня, ведь я девственница. Пожалей меня, дай мне уйти. А ты можешь встретить другую… Я девушка, ты лишишь меня невинности.

Она плакала от страха еще и потому, что воля ее ослабевала под натиском растущего в груди желания.

Педро был озадачен:

— Ты в самом деле девушка?

— Клянусь Господом Богом и Пресвятой Богородицей, — негритянка поцеловала сложенные крестом пальцы.

Педро Пуля заколебался. Но он чувствовал, как расцветают под его пальцами груди негритянки, ощущал ее гладкие бедра и волосы в низу живота.

— Ты говоришь правду? — переспросил Педро, не переставая, однако, ласкать ее.

— Да, клянусь. Позволь мне уйти, меня ждут дома.

Она плакала, и Педро почувствовал жалость. Но желание не затухало, и он прошептал, щекоча языком ухо негритянки:

— Я знаю, как сделать, чтобы ты осталась невинной.

— Нет! Нет!

— Ты по-прежнему останешься девушкой. Ничего с тобой не случится.

— Нет, нет, будет больно.

Но он все ласкал негритяночку, и она почувствовала, как ее захлестывает волна страсти. Она начинала понимать, что, отказываясь таким образом удовлетворить его желание, она потеряет свою невинность здесь, на берегу. Поэтому, когда он пообещал (и при этом возбуждал ее, лаская языком ее ухо):

— Если будет больно, я перестану… — она согласилась.

— Поклянись, что ты не лишишь меня невинности.

— Клянусь.

Но, испытав наслаждение (негритяночка при этом кричала и кусала руки), он увидел, что она еще охвачена желанием, и попытался овладеть ею по-настоящему. Она почувствовала и, вскочив на ноги, закричала, как сумасшедшая:

— Тебе мало того, что ты со мной сделал, негодяй? Ты хочешь погубить меня?

Она громко рыдала и заламывала руки — была и впрямь, как сумасшедшая. Эти слезы, крики и проклятия были единственной защитой негритяночки от вожака капитанов песка. Но лучшей защитой были ее полные ужаса глаза, глаза затравленного животного, у которого нет сил для сопротивления. Поскольку желание в основном было удовлетворено, и вернулась прежняя тоска, Педро проговорил:

— Если я тебя отпущу, ты придешь завтра?

— Да, приду.

— Я сделаю то же, что и сегодня. Ты останешься девушкой.

Она молча кивнула. Глаза у нее были совсем безумные. В этот момент девушка чувствовала только боль и страх, ей хотелось скорее убежать. Теперь, когда руки, губы, плоть Педро не прикасались больше к ее телу, желание исчезло, и она думала только о том, чтобы спасти свою девственность. Поэтому она вздохнула с облегчением, когда Педро сказал:

— Ладно, иди. Но если не вернешься завтра… Я тебя все равно найду. Узнаешь тогда, почем фунт лиха.

Она словно не слышала. Но парень не отставал:

— Я провожу тебя. А то еще привяжется какая-нибудь сволочь.

Они шли рядом, негритянка плакала. Педро хотел взять ее за руку, но она отпрянула. Он сделал еще одну попытку, и снова она вырвала руку.

— Какого черта? — возмутился Педро, и дальше они пошли, взявшись за руки.