Капитаны (СИ)

– Леви, я подумала… – запальчиво начинает тараторить, будто гордость проглатывая. – Я подумала, если это действительно тебе важно, пусть сервиз стоит на первой полке. Это… это может даже и лучше. Пусть будет там. Просто я не ставила его на первую, чтобы беря со второй тарелки не задеть ненароком эти чашки. Они же такие… хрупкие. Тонкие. И ты их так любишь… Леви… прости, прости, пожалуйста! – Аккерман резко срывается с места, огибает стол, ещё она не успевает договорить: – Если чтобы не потерять тебя, мне надо смириться с расстановкой посуды на кухне – я пойду на это…

Он оказывается так близко к ней в одно мгновение. Кaта робко тянется ладонями, и прерывисто выдыхает, когда Леви касается ещё рук своими. Сжимает и подносит к лицу, зацеловывая.

Катрина маятно смеётся, улыбается, чувствуя себя бессильной перед бурей эмоций. Порочный круг ломается. Наконец-то ломается. И ничто больше не стоит меж ними. Аккерман заботливо оглаживает кожу запястий, а затем смотрит в зелёные глаза. И в этом взгляде разом читается столь многое: и сожаление о произошедшем, и плещущаяся неописуемая нежность, что Бишоп вдруг всхлипывает и, поджав дрожащие губы, заходится в плаче.

– Кaта… Прости меня, пожалуйста, – она подаётся ближе, прижимаясь к его груди. Леви заполошно касается ладонями её лица, стирая солёные дорожки. Её дрожь передаётся ему, усиливаясь во сто крат. Аккерман, будто в забытьи, целует её лоб, нос и щёки, только и делая, что бормоча извинения. Она, смеясь и плача, цепляется за его рубашку, чувствуя, как волнение переходит в головокружительное чувство. Катрина теряет равновесие, и Леви быстро подхватывает её, придерживая за талию. Осторожно помогает сесть на диван, взволнованно оглядывает. – Тише, тише, ты в порядке? Кaта, ты вся дрожишь, любовь моя…

Бишоп молча кивает, потому что теперь всё самое страшное кажется пройденным. Она снова льнёт к нему, утыкаясь в грудь, ближе к сердцу, быстро, рвано – словно в горячке очнувшись от кошмара. Леви нежно касается её в ответ, осторожно гладит плечи, целует в макушку.

– Знаешь, до сих пор не могу понять, как ты меня терпишь… – Аккерман сглатывает, вспоминая эти дни. Прикидывает, что если вести счёт в их маленькой игре – он явно побил все рекорды по отвратительному поведению. – Тц, веду себя порой, как идиот…

Кaта шмыгает носом:

– Не говори так…

Аккерман цокает, не соглашаясь; заботливо лезет в карман и достаёт чистый платок. Катрина перенимает ткань, отстранившись, вытирает заплаканное лицо. И всматривается в своего капитана. Её глаза блестят в сизом сумраке кабинета, так уязвимо, что у Леви перехватывает дыхание: она сбросила почти все доспехи, что сковала, пытаясь защититься от жизни, а он так с ней поступил.

– Из-за чего мы вообще поссорились? – хрипло шепчет.

Бишоп грустно улыбается на вопрос.

– Из-за сервиза…

– Разве? – она чуть вопросительно наклоняет голову. Аккерман осторожно касается её лица, скользя мозолистыми пальцами по коже. Видя её снова близко не может нарадоваться, рассматривая мелочи: родинка под правым глазом, мелкий рубец на щеке, тонкие брови и зелёные омуты. – Нас рассорила глупость. Мы оба заработались и не общались, как следует. Только работа-работа-работа. Я не знаю, как в тот день встал с постели…

– Ты был с дежурства, Леви. И наверняка не ложился спать…

– И вместо того, чтобы сказать тебе, как взрослый самодостаточный человек, что я вымотан, хочу упасть и не двигаться хотя бы пару часов, я взъелся на замечание про сервиз. Про обговоренное, заверенное место этого сервиза… А потом ещё тебя ребёнком назвал.

– Я ведь правда поступила, как ребёнок, – слабо парирует она. Леви цокает в ответ.

– Тц, нет, просто ты тоже устала… Дункан вас уже добрых три недели гонял, как зайцев с утра до ночи. А потом ещё давал бумаги. Кто угодно бы вымотался с такой нагрузкой…

– Не оправдывай.

– Я смотрю в корень проблемы. Озвучивая причину, я не пытаюсь оправдывать тебя, Кaта, или себя. Я хочу понять. – Она морщит нос и, шумно выдыхая, снова подаётся ближе, обнимая его. Леви сипло смеётся, мягко целуя её в висок. – Прости меня, пожалуйста…

– Извини, что тоже не сдержалась…

– Это будет нам уроком… – Аккерман крепче прижимает Катрину, ласково зарываясь пальцами во вьющиеся волосы, играясь с прядями. И впервые за эти дни, Леви чувствует, что он наконец-то счастлив. И лишь благодаря ей.

– Кaта? – тихо спрашивает капитан, осторожно мажа губами по её коже. Бишоп отзывается: распарено мычит в его плечо. На её губах играет блаженная улыбка. – У меня есть восхитительная идея… Мы напишем ультимативное заявление на пять дней отпускных. Экспедиция будет ещё не скоро, у Шадиса не будет причин ссылаться на абсолютный пункт отказа два-точка-один. А Эрвина я запугаю, если потребуется…

Катрина отстраняется и лукаво щурится; касается ладошкой руки Леви, переплетая их пальцы.

– Звучит хорошо… но иногда меня настораживает твое коварство…