– Рыбный суп. Надо поесть рыбы, пока не исчезло наше последнее море. Нам вряд ли хватит хранилищ с нулевой энтропией.
Погруженная в параллельный поток сознания, Одраде едва заметила, что ее соратницы направились к прилавкам кафетерия. Обвиняющие слова Тамалейн напомнили тот второй день инспекционной поездки после решения об уничтожении Великого Моря. Стоя в тот день у окна рядом с Шианой, Одраде следила за полетом чайки на фоне дюн Пустыни. Взмахивая крыльями, птица стремилась к северу; она стала чужой в родных местах, и от этой ностальгической ноты казалась еще прекраснее.
Белые крылья сверкали в лучах рассветного солнца. Видны были мазки черного цвета на передних перьях крыльев и возле глаз. Внезапно чайка сложила крылья и камнем упала вниз. Потом ее подхватил поток восходящего воздуха, и птица начала, словно ястреб, парить над дальними домами. Она исчезла из виду, потом появилась снова, неся что-то в клюве. Она съела свою пищу, не прекращая полета.
Морская птица одинока, она адаптируется.
Эта мысль не давала покоя. Ничто не предвещало скорого отдыха. Скорее их ждали большие потрясения. Одраде чувствовала себя выбитой из привычной колеи. Не только ее возлюбленный Капитул, но и все человечество теряло старые очертания и принимало новые формы. Вероятно, вполне оправданно, что в этой новой вселенной Шиана продолжала скрывать многое от Верховной Матери. А она точно что-то скрывает.
Язвительный голос Беллонды вернул Одраде к окружающей действительности.
– Если ты не хочешь себя обслужить, нам придется о тебе позаботиться. – Беллонда поставила перед Одраде тарелку с аппетитным рыбным супом. Рядом с тарелкой лежал кусок чесночного хлеба.
Когда все попробовали суп, Беллонда отложила ложку и тяжелым взглядом посмотрела на Одраде:
– Уж не хочешь ли ты предложить нам «любить друг друга» или еще какой-нибудь подобный вздор?
– Спасибо вам за то, что вы принесли мне еду, – сказала Одраде.
Шиана проглотила ложку супа с блаженной улыбкой.
– Восхитительно!
Беллонда снова принялась за еду.
– Все нормально, – но она услышала за этими словами кое-что другое.
Тамалейн ела, словно выполняла какую-то работу, переводя взгляд с Шианы на Беллонду. Потом она взглянула на Одраде. Там, казалось, не возражала против ослабления эмоциональных ограничений. Во всяком случае, она не высказывала возражений вслух, хотя именно старые Сестры были против всяких послаблений.
Любовь, которую столь ревностно отрицала Община Сестер, была всюду, думала Одраде. Она проявлялась как в большом, так и в малом. Как много способов существует для приготовления изумительной, полезной пищи, рецепты блюд были истинным воплощением любви – старой и новой. Этот суп, который буквально ласкал язык; его зарождение крылось в любви: жена готовила суп из наловленной мужем рыбы, которую он не смог продать.
Сама сущность Бене Гессерит зиждилась на скрытой любви. Как еще можно было служить тем невысказанным нуждам, которые всегда испытывало человечество? Зачем еще работать для усовершенствования человека, если не во имя любви?
Беллонда собрала остатки супа куском хлеба. Она проглотила деликатес, вид у нее был задумчивым.
– Любовь ослабляет нас, – сказала она, но в ее голосе не было убежденности.
Эту фразу с равным успехом могла произнести послушница первой ступени, это была цитата из Кодекса. Одраде скрыла удивление и произнесла еще одну фразу из катехизиса послушниц:
– Берегись жаргона. Обычно он скрывает невежество и несет малое знание.
В глазах Беллонды появилось уважительное внимание.
Шиана откинулась на спинку стула и вытерла губы салфеткой. Тамалейн сделала то же самое. Собака под ней сменила позу, когда старая женщина подалась назад. Глаза Тамалейн были ясны и насмешливы.
– Сколько стоит респектабельность, Белл? – спросила Одраде.
Беллонда приняла этот выпад молча. В жаргоне Бене Гессерит было определение респектабельности, и они все знали его.
– Не почтить ли нам память леди Джессики за ее человечность? – спросила Одраде.
– Джессика подвергла опасности Общину Сестер!
– Твоей Сестре будь верна, – пробормотала Тамалейн.