— М-м, до чего вкусно! — вскричал Ральф тоном, который сделал бы честь любому Вэссону Вудбери, и Элверна улыбнулась, и от этого пиршество стало еще великолепнее.
Никогда Ральф не чувствовал себя до такой степени дома, как сейчас, со своими друзьями Джо и Элверной, за этой красной клеенкой с целомудренным изображением пожара Оттавского капитолия. Как белы и нежны были ее локти на этом огненном фоне…
Они еще не встали из-за стола, как скрипнула затянутая сеткой дверь, и в кухню без стука ввалился преклонных лет мужчина — бородатый, широкоплечий, толстопузый, морщинистый и седой, с улыбкой во весь рот.
— Ой, Папочка, прелесть моя! — взвизгнула Элверна, выскакивая из-за стола и бросаясь ему на грудь.
— А ну, брысь! — Старик обхватил ее своей медвежьей лапой и, приподняв, с размаху усадил в яркую качалку светлого дуба.
— Это Ральф Прескотт, Папаша, — объяснил Джо. — Нам предстоит вручить ему ключи от города и показать, что такое настоящая рыбалка. А это, Ральф, Па Бак — самый отпетый из всех старых головорезов к северу от Дофина. В лесах живет седьмой десяток лет, первым водил упряжки от Виннипега до самой Маккензи. Семьдесят шестой год пошел, а все не бросает ругаться.
— И добавь, — самодовольно произнес Папаша Бак, — что перепьет десяток молодых парней из здешних мест — любых, на выбор. И в покер обставит с двумя двойками на руках. Приятно познакомиться, Ральф!
В тисках этой волосатой лапы рука Ральфа казалась белой и бессильной. Папаша осторожно опустился на кухонный стул. Элверна тотчас подлетела и уселась к нему на колени.
— Угу, — рокотал Папаша, поглаживая ее блестящие волосы. — Седьмой десяток, как я заявился в Виннипег: форт, грязь по колено — вот тебе и все. Да-а, прошли мои денечки. Раньше, бывало, быку мог шею свернуть голыми руками. Ну, а теперь ушел на пенсию, как я выражаюсь. А иначе говоря, заставил своего парня высылать мне деньгу под страхом, что заявлюсь самолично и вышибу из него дух. Ни на что не годен стал — только и радости, что опрокинешь рюмочку да приударишь за красоткой.
— Ах, Папочка, ты просто не-воз-можный человек! — проворковала Элверна.
— А ты поди спроси у нас любую скво, что помоложе и собой ничего: кто лучше танцор — Папаша Бак или какой-нибудь молокосос? А тебя, Ральф, рад видеть и в любое время свожу на рыбалку, когда Джо будет недосуг.
— Спасибо большое.
— Из Виннипега сам-то будешь или из Близнецов? [21]А то, может, из Чикаго?
— Нет, из Нью-Йорка.
—
Элверна свернулась комочком на его груди и промурлыкала:
— Все равно ты от меня без ума, сам знаешь.
— Я-то? Как бы не так! Хотя да, может, и правда. Я и от виски без ума, но это не значит, что я свою овсянку буду запивать виски. Ты, Котенок, — предмет роскоши, поняла? Прирожденная, убежденная, работящая мошенница высокой квалификации. Тебя хлебом не корми, только дай вскружить головы молодым трапперам и купцам по всей округе, а потом прикинуться невинной овечкой.
— Неправда! — Элверна отпрянула от него чуть ли не с возмущением. — Что я, виновата, если тут болтаются разные ослы? Делать им больше нечего, вот и все.
— Возможно, не спорю, — добродушно хохотнул Папаша Бак, всколыхнувшись, точно вековая сосна под июньским ветерком. — Во всяком случае, отрадно хоть, что Ральф из Нью-Йорка. Уж он-то на тебя не клюнет, Котенок! В этом городишке таких цыпочек, как ты, сколько хочешь.
Элверна посмотрела на Ральфа. «Много таких, как я?»-спросил ее взгляд. И глаза его невольно признались ей: «Нет».
С видом заговорщицы, кокетливо, чуть вызывающе она порхнула из комнаты, бросив через плечо взгляд, предназначенный, казалось, каждому из троих в отдельности.
Глава XI