Много раз задумывался, что в таких ситуациях чувствуют другие люди. Со временем, с течением лет, которые превращали меня в чёрствого и бездушного мента, я стал воспринимать их реакцию, как досадную помеху. Когда нужно получить показания, но необходимо ждать, пока пройдёт истерика.
Может, Дэйю и была права. Может, с каждым убийством душа всё больше покрывается омертвевшей оболочкой. У меня эта оболочка должна быть уже в метр толщиной. Но сейчас я ощутил себя голым на ледяном ветру.
Последней надеждой было — что Кингжао выписали, она вернулась домой, и тут её окончательно свалил какой-то приступ. На мгновение я даже убедил себя, что вижу её лицо. Лицо незнакомой женщины, роль сына которой неумело играл.
Но внутри мешка лежала Ниу. Её лицо покрывали кровавые разводы, ещё не успевшие засохнуть.
Эпилог
Кто-то тормошил меня, кто-то пытался что-то до меня донести. Я ничего не слышал.
Сколько таких мешков уже видел? Сколько увижу ещё? Что должно произойти — для того, чтобы я прекратил притягивать смерть к тем, кто мне дорог?!
Последнюю фразу я, должно быть, проорал вслух.
А потом — увидел рядом с собой Дэйю. И как будто бы нас троих — вместе с Ниу — отделила от остального мира незримая стена.
Наверное, решение было продиктовано паникой. В голове всё смешалось. Душа, дух, тело, жизнь, смерть. Я увидел тьму, увидел дракона и птицу и ощутил знакомый позыв к слиянию двух чакр.
В реальности мы с Дэйю смотрели в глаза друг другу. Она кивнула, стиснув зубы и сжав кулаки. Красноватый луч от её сердца протянулся к моему. Вздрогнув, я повернул голову к Ниу. Жёлтый луч вылетел из моего сердца…
И всё исчезло. В темноте танцевали Жёлтый дракон и Красная птица. Поначалу казалось, что больше ничего не происходит.
«
Ещё сегодня утром я, наверное, не понял бы, о чём говорит Дэйю. Утром я был другим человеком — уверенно идущим к своей цели и не желающим замечать ничего вокруг.
Но что-то изменилось. Что-то произошло со мной, когда я увидел чёрный мешок. Когда понял вдруг, что ни одной цели нельзя приносить в жертву жизнь наивной девочки, вся вина которой — в том, что полюбила того, кого нельзя любить. Что приняла на себя непосильную ношу… Я — Леонид Громов, или Лей Ченг, или то чудовище, которому выпало быть дважды рождённым — плевать уже, в кого я превратился, этого не допущу. Пока я жив, не позволю, слышите?!
Я почувствовал, как наполняюсь яростью. И эта ярость словно бы передалась пляшущим передо мной священным животным.
Дракон и Птица взвились, переплелись в единый клубок, и что-то ещё было во тьме. Сокрытое, незримое, большое. Оно медленно двигалось там, как будто каждое движение давалось ему с великим трудом.
Во тьме не было место лжи. Там царили другие материи, поэтому я даже не усомнился в том, что это — странное, неопределённых очертаний — говорит правду. Оно поможет. А без него нам не справиться.
Далеко-далеко мелькнула слабая мысль, что я сейчас толкаю с горы камень, который положит начало грандиозному обвалу. Но бывают моменты, когда становится не до возможных последствий.
Тьму прорезал столп света. Не яркого, слепящего, а какого-то будто жидкого — во всех смыслах. Эта «жидкость» текла снизу вверх, увлекая с собой мириады светящихся пылинок.
Каждая из них — чья-то душа. Но лишь одна была по-настоящему мне нужна. И вверх по столпу света полетел Жёлтый дракон. Красная птица вилась следом, но безнадёжно отставала.
И я позвал. Выкрикнул беззвучно имя, и отчаяние сотрясло всё моё существо. Здесь оно прозвучало жалко и бессмысленно. Что — имя для тех, кого влечёт вверх Свет?!
«Лей! — закричал я. — Меня зовут Лей Ченг!».
Сверху пришёл слабый отклик, и дракон удвоил усилия. Свет становился всё ярче. Ещё чуть-чуть, и станет поздно. Для нас обоих. И даже для птицы, что упрямо летит следом.
Вот и она, одна-единственная из мириада песчинок. Слабая, тусклая.
«Вернись», — сказал я ей.
«Не только».
«Ты не стала бы говорить со мной, если бы не надеялась».
«Нет! Тот, из тьмы, поможет тебе. И я всегда буду рядом. Клянусь».
Здесь не было места лжи. И крохотная светящаяся крупица потянулась ко мне. Я увидел когтистую лапу дракона. «Пальцы» бережно сомкнулись вокруг крупицы.
«Держись».