Капкан для Александра Сергеевича Пушкина

– А ты как об этом узнал, – улыбнулся Пущин… – Я не налюбуюсь на твою нянюшку… Какая она у тебя славная!..

– Не просто славная, а золотая, – отозвался Пушкин. – Но захотят – и продадут ее, как какую-нибудь вещь или корову… Это наш позор!..

И они стали говорить о том, что было на уме у всякого честного русского человека, – крепостном праве, о том, что все задавлено в стране царем и Аракчеевым. Потом перешли на воспоминания о лицее.

– Да… – с грустью проговорил Пушкин. – Как говорится: иных уж нет, а те – далече. Мне искренне жаль нашего товарища, бедного Корсакова, умер на чужбине. Не завидую его смерти: мне ближе родительские гробы. А что слышно о Кюхле – нелеп и кюхельбекерн? Давно не было от него весточки…

– Вильгельм, как всегда все забывает, путает… Но товарищ он замечательный, золотое сердце, – отвечал с раздумьем Пущин. – Ты ведь знаешь, наверное, что они с Одоевским решили издавать альманах «Мнемозина», но сборник идет с рук плохо… Мне недавно встретился Корнилов.

Пушкин расхохотался.

– Я до сих пор помню, как он с императрицей разговаривал!.. Марья Федоровна неожиданно подошла к нему за обедом, взяла его за плечо и на своем коверканном русском языке сказала: «Ну, что, карош суп?» А Корнилов баском ответил: «Да, мсье!..»

Оба приятеля рассмеялись.

– Золотое было время!.. – ударился в воспоминания Пушкин. – А помнишь, сколько было шума, когда я в темном коридоре, обманувшись, стал тискать фрейлину Волконскую, эту бабушку? Крепко тогда всем нам досталось… Потом, как-то несколько лет спустя, директор лицея Энгельгардт признался мне, что Александр Павлович, пожурив его, рассмеялся и сказал: «Старуха, между нами говоря, вероятно, восхищена ошибкой молодого человека…»

Время летело незаметно. Снова появилась няня.

– Время обедать, господа… – проговорила она своим ласковым голосом. – Александр Сергеевич, совсем своими разговорами гостя уморил…

– А не рано ли, матушка? – удивился Пущин.

– Мы в деревне рано обедаем, – пояснила Арина Родионовна гостю.

– Я с удовольствием подчиняюсь вашему обычаю, – улыбаясь, ответил Пущин.

Обнявшись, друзья перешли в столовую. Они уселись за стол, на котором уже стояли всякие деревенские закуски и наливки.

– Как ты смотришь, Жанно, если мы начнем с рюмки водки да закусим маринованными грибочками? – весело спросил Пушкин.

– С преогромным удовольствием. Но закусывать я буду студнем с хреном, – в тон ему ответил Пущин.

Выпив и закусив, друзья принялись за горячие щи.

Наконец, Яким подал румяного поросенка с гречневой кашей, до которой Александр Сергеевич был очень охоч. Пущин тут же мигнул своему слуге:

– А ну, братец, неси нашу!..

Вскоре Алексей вернулся с запотевшей бутылкой Клико. Пушкин был в восхищении: давно его таким не баловали. Пробка полетела в потолок, и вино заискрилось в бокалах.

– За что поднимем бокалы, Жанно?.. – сверкая глазами, спросил Пушкин. – Предлагаю выпить за лицей и за всех наших друзей, куда бы их ни забросила жизнь.

– А может, лучше за нее!.. – лукаво улыбаясь, подмигнул Пущин.

– Так их две – моя и твоя! За какую пить будем?..

– Обе красавицы, так и пить давай за обеих!

– Почему бы нам не угостить и няню? – сказал Пущин, обратив внимание на сидящую поодаль Арину Родионовну.

– Вы уж сами кушайте… Покорнейше благодарю…

– Непременно надо выпить, дорогая нянюшка! Тебе положена не только рюмка, но и медаль, за то, что для России выпестовала такого поэта! – весело сказал Пущин.

Няня не прочь была опрокинуть рюмочку, но приличия требовали отказа.

– Мамочка, ну что ты привередничаешь! – смеясь, сказал Пушкин. – Вспомни, как мы недавно с тобой кружками чокались. А здесь всего лишь рюмка!

– Бог знает, что гость подумает, – смущаясь, проговорила няня, поднимая рюмку, и, пожелав здоровья и благополучия, с поклоном выпила ее до дна.

Выпили и друзья.

Вдруг Пушкин вскочил, повалил бокалы, рассмеялся и крикнул:

– Мамочка! У меня сегодня настоящий праздник! Праздник для всех! Прикажи всем выдать наливки!..

Вскоре весь дом веселился…

Метель на дворе, кажется, стала утихать. Сгущались сумерки…

Поднимаясь из-за стола, Пущин обнял друга и с загадочностью в голосе сказал:

– У меня для тебя уйма подарков. Где будем рассматривать? Пойдем в гостиную… Алексей, тащи мой чемодан.

Пока Алексей бегал за чемоданом, Арина Родионовна успела приготовить кофе.

Пущин раскрыл свой чемодан и вручил Пушкину письма от друзей – Рылеева, Бестужева… несколько книг…

– А это особый подарок, – сказал он, вынимая пакет, завернутый в бумагу.

То была рукопись «Горе от ума» А. С. Грибоедова. Поэму печатать не разрешили, но она в списках разлетелась по всей России, а ее меткие выражения стали чуть ли не пословицами.

Пушкин смотрел на подарок завороженными глазами:

– Жанно, я готов расцеловать тебя! Ничего лучшего мне и не надобно!..

Он то рассматривал исписанные листы, то их гладил…

– Ты только послушай, Жанно, – с хохотом воскликнул Пушкин и прочитал: «Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!..» – Что за прелесть, что за чудо! Давай немедленно засядем за чтение!.. Мама, – крикнул он, иди сюда, будешь слушать!..