Капкан для крестоносца

На следующее утро Гюнтер помедлил, держа в руках веревку, и вопросительно вскинул бровь. Ричард уловил суть вопроса и очень хотел согласиться – немного потребовалось времени, чтобы пожалеть об отвергнутом предложении Леопольда. Но гордость не позволяла ему отступить с занятых позиций, и он отрицательно покачал головой. Гюнтер пожал плечами и связал ему запястья, хотя Ричард заметил в его глазах проблеск невольного одобрения: такое испытывают к людям, которые вопреки обстоятельствам демонстрируют упорство и храбрость, пусть и безрассудную.

Когда они выступили в путь, небо было пасмурным и в воздухе витало предчувствие надвигающегося снегопада. По мере того как температура опускалась, шло на убыль и настроение Ричарда. Его пугал возврат горячки и даже очередного приступа четырехдневной лихорадки. Ничего не страшился он сильнее, чем оказаться тяжело больным и беспомощным в руках у врагов – ему и среди друзей мысль о недуге была невыносима. И если он захворает, то только Бог поможет ему в темнице Дюрнштейна – долго ли удастся ему протянуть в холодной, сырой и темной камере? Он то и дело вспоминал предупреждение отца Отто, проигрывал в уме две язвительные стычки с Леопольдом. Определенно, он не дал австрийскому герцогу повода хорошо думать о нем. Станет ли Леопольд сводить счеты теперь, убрав пленника с глаз подальше? Истязай он его в Вене, об этом обязательно разошлась бы молва, а у Леопольда и без того напряженные отношения с церковью. Но кто узнает о случившемся в каменных стенах далекого, неприступного замка вроде Дюрнштейна?

«Сдерживай язык», – посоветовал ему капеллан. Бог свидетель, он никогда этого не делал, уныло думал Ричард. И тут вдруг в памяти всплыла сцена, как отец распекал брата Хэла за какой-то забытый проступок. Хэл, разумеется, усугубил положение, пытаясь огрызаться и переваливать вину на других. Наконец Генрих оборвал его и сказал, что если человеку довелось провалиться в глубокую яму, то самое время перестать копать дальше. Воспоминание было таким живым и неожиданным, что вызвало на его губах улыбку, пусть и безрадостную. Ему и впрямь лучше отложить лопату. Ричард прекрасно это понимал. Но понимал и то, что гордость – единственный оставшийся у него щит, за которым можно укрыться от страха и отчаяния.

* * *

Ближе к концу дня вдали показался замок. Даже прежде чем Гюнтер промолвил: «Дюрнштейн», Ричард уже знал, что видит перед собой «неприступную твердыню» Леопольда. Мрачной тенью нависала она над долиной, угнездившись на вздыбившемся над Дунаем утесом, такая же угловатая, зловещая и бесприютная, как окружающие горы. Обычно Ричард смотрел на крепость глазами полководца, определяя ее сильные и слабые места. Но в этой он видел только тюрьму.

* * *

Дюрнштейн приготовил для Ричарда несколько сюрпризов. Первый встречал его в крепостном дворе и предстал в лице старого знакомого, Хадмара фон Кюнринга – австрийского рыцаря, сопровождавшего Леопольда во время похода в Святую землю. Одним жарким июльским вечером накануне взятия Акры Ричард сидел с ним за одним столом и обменивался похабными шуточками – такого он и представить себе не мог в общении со щепетильным, «правильным» герцогом Хадмара – этим Леопольдом Добродетельным.

Хадмар был министериалом. Когда Ричард впервые услышал этот термин, то решил, что Хадмар является придворным чиновником. И очень удивился, когда после нескольких кувшинов вина Хадмар признался, что хотя министериалы и считаются рыцарями, они лично не свободны. Подобно английским и французским рыцарям они исполняют вассальный долг, и некоторые, например сам Хадмар, достигают высокого ранга. Но им нельзя жениться без разрешения сеньора и оставить службу, так как прикреплены они к господину, подобно тому, как английский серв прикреплен к земле. Узнав Хадмара, Ричард обеспокоился еще сильнее, ибо известно ли министериалу, что такое честь?

Хадмар слегка нервничал, и Ричарду подумалось: не вспомнился ли и ему тот вечер в осадном лагере под Акрой?

– Милорд король, – начал австриец с наигранной полуулыбкой. – Обычно я встречаю гостей словами «Добро пожаловать в Дюрнштейн», но при данных обстоятельствах они мне кажутся не совсем уместными. Предлагаю попросту оставить формальности в стороне. Ты, должно быть, устал и проголодался…

Тут он осекся, потому что разглядел путы Ричарда. Вытащил кинжал и перерезал веревки, затем одарил Гюнтера взглядом – острым как клинок того самого кинжала. Ричард растер запястья, восстанавливая кровообращение, затем слез с седла.

– Сэр Гюнтер только следовал указаниям герцога, сэр Хадмар, – сказал он.

Разговор шел на латыни, но Гюнтер уловил, похоже, суть сказанного королем в его защиту, потому как когда взгляды их встретились, он кивнул, а уголки его губ искривились в гримасе, способной сойти за улыбку. Хадмар хмурился – он явно не ожидал, что Леопольд даст приказ связать Ричарда, но затем тоже кивнул и заявил отрывисто:

– Если нам надо что-то обсудить, можем обсудить это внутри, у огня. Идемте.