Капкан для крестоносца

Голос Анны прозвучал звонко, и взрослые стали оглядываться на нее. Но никто ничего не сказал на этот всплеск эмоций, потому что тема безопасности короля была очень тонкой и явно не из тех, которые стоит обсуждать в присутствии сестры и жены Ричарда. Повисла неуютная тишина, но все давно уже привыкли к таким неприятным моментам. Привычный уклад придворной жизни постепенно и неуклонно разрушался вместе с осознанием неприятного факта, что король исчез и может даже погиб.

Наблюдая, как Анна выговаривает Алисии за «недостаток веры», Беренгария печально улыбнулась. Джоанна перестала делать вид, будто читает, раскрытая книга лежала у нее на коленях. Она прекрасно понимала, в каком унылом направлении текут мысли невестки, потому что и сама думала о том же, отчаянно дожидаясь весточки о местонахождении Ричарда. Но они никогда не обсуждали свои опасения, вступив в заговор молчания, и вели себя так, будто им нет дела: пытались прогнать страх, делая вид, что не замечают его. Однажды это сработало – когда буря разметала королевский флот, и их корабль прибило к берегам Кипра, а Исаак Комнин грозился силой свезти их на остров. За весь тот кризис женщины и полусловом не обмолвились о том, что галера Ричарда могла пойти ко дну во время того шторма в Страстную пятницу. Их вера была вознаграждена, когда Ричард прибыл за считанные часы до истечения выдвинутого Исааком ультиматума. Но тогда испытание продлилось всего неделю, пусть и показавшуюся бесконечной. А теперь минуло вот уже два месяца с тех пор как об английском короле были хоть какие-то известия.

Стараясь повернуть беседу к безопасной теме, с которой не обратишься ненароком к исчезновению ее мужа, Беренгария снова заговорила о преступлении, вызвавшем в Риме много шума, – убийстве епископа Льежского и кровавых следах, ведущих прямо к трону императора Фридриха.

– Я бы хотела сказать, что не верю в причастность Генриха к такому безбожному делу, да не могу, Джоанна. Есть в этом человеке что-то, от чего меня бросает в дрожь. У меня душа болит за его жену. Что с ней станется, если его святейшество обречет Генриха на вечную тьму? Все христиане обязаны избегать отлученных. Но как это делать Констанции? Как думаешь, церковь смилуется над ее горем?

Джоанна очень переживала за Констанцию д’Отвиль, так сильно помогавшую ей в первые годы новой жизни на Сицилии, и ей больно было думать о несчастье, которое Констанция обрела в браке с Генрихом Гогенштауфеном.

– Мне никогда не приходила мысль о том, каково приходится супруге отлученного, – призналась она. – К счастью, Констанции это не грозит, поскольку папа не предаст Генриха анафеме. Моего отца не отлучили после убийства Томаса Бекета, а ведь его смерть прогневала церковь даже сильнее, чем судьба епископа Льежского.

– Верно. Но папа Александр поверил твоему отцу, когда тот поклялся, что и подумать не мог, будто рыцари вздумают исполнять неосторожно брошенный призыв. Святой отец знал, что в сердце он хороший человек, искренне скорбящий о смерти архиепископа. Может ли папа Целестин сказать такое об императоре Генрихе?

– Едва ли, только это не важно. Какие бы ни питал папа подозрения насчет причастности Генриха к преступлению, доказательств-то нет.

Да и вряд ли бы он что-либо предпринял, будь у него хоть подписанное кровью признание самого Генриха. Но эту циничную ремарку Джоанна сохранила при себе, тронутая невинной верой невестки в неизменное торжество правосудия, будь то в папской курии или в королевском суде.

Беренгария не унималась. Она знала, разумеется, что не все церковники безгрешны и честны. Кое-кто из них воистину отвратительные личности, вопреки принесенным Богу обетам. Молодая женщина нахмурилась, подумав про заклятого врага мужа, епископа Бове. Но когда церковь имеет дело с таким вопиющим преступлением, когда пролилась кровь прелата, виновник должен дать ответ вопреки всем политическим соображениям. Но не успела она изложить эту мысль, как в дальнем конце зала началось шевеление.

Завидев высокую, полную достоинства фигуру, направляющуюся к ним в сопровождении слуг, Джоанна вскочила.

– Милорд епископ! Видеть тебя – услада для глаз!

Она поспешила навстречу Губерту Вальтеру, лишь чуть-чуть опередив Беренгарию – обе женщины сильно привязались к епископу Солсберийскому за время пребывания в Святой земле. Джоанну восхищал его прагматизм, Беренгария была благодарна за духовную поддержку в трудный час, когда Ричард умирал от страшной болезни под названием «арнальдия». И та и другая были благодарны ему за непоколебимую преданность английскому королю.

Покончив с обменом приветствиями, они уселись у центрального очага, угощаясь вином и вафлями, и Джоанна задала вопрос, вертевшийся у нее на языке с того самого момента, как прелат появился в комнате.

– Милорд епископ, когда мы покидали Акру, ты намеревался отплыть с Ричардом. Что заставило тебя передумать?