Капкан для крестоносца

Четверг перед святой неделей оказался для Ричарда днем сюрпризов. Всего пару часов спустя после приезда Губерта Вальтера и Уильяма де Сен-Мер-Эглиза Хадмар ввел в зал еще двух посетителей. Те были облачены в безошибочно узнаваемые белые накидки цистерцианцев. Уставшие с дороги монахи возликовали, что нашли наконец государя, и немного огорчились, узнав, что добрались до него не первыми. Как ни любил Ричард епископа Солсберийского, прибытию этих аббатов из Англии он обрадовался еще сильнее – их приезд говорил о том, что юстициарам и матери известно о его злоключениях.

Цистерцианцы привезли не только новости, но и пачку писем, такую толстую, что Ричарду подумалось, будто каждый лорд королевства отправил свое. Первым он прочитал послание от матери, затем от юстициаров, и когда закончил, то почувствовал, что отныне не так одинок. Ярость писавших едва не опаляла пергаменты, их перья сверкали как клинки, когда они клеймили грубое неуважение к каноническому праву и законам войны. Именно это желал услышать король, а не набожные упования своей супруги на то, что папа Целестин возобладает над императором Генрихом и добудет пленнику свободу.

– Моя матушка пишет, что вы расскажете мне о шашнях, которые развел мой брат с французским королем, – сказал он.

И аббаты рассказали все, что знали об измене Джона. Ричард выслушал, не перебивая, затем принялся расхаживать по комнате, по мере того как внутри у него разгоралось пламя. После смерти Генриха люди вроде Уилла Маршала опасались опалы за верность покойному королю. Но проявив мудрую непоследовательность, Ричард вознаградил тех, кто до конца оставался с Генрихом и не доверял тем, кто покинул его в поисках милостей молодого государя. Не был отвержен только Джон. Мать выражала определенные сомнения по части щедрых пожалований Джону, и Ричард помнил, как ответил ей тогда: «Джонни нужен шанс доказать, что заслуживает доверия, если я буду справедлив по отношению к нему». А затем бросил беспечно, что не видит в Джонни сколько-нибудь существенной угрозы.

Разумеется, он никак не мог предположить, что три года спустя окажется в плену у императора Генриха, неспособный защитить даже самого себя, не говоря уж о далеких доменах. Впервые Ричард сполна понял, что должен был почувствовать его отец, узнав об измене – причем не первой – своего любимого сына. Ему подумалось, не Всевышний ли карает его за роль, сыгранную в падении Генриха. Но эту мысль стоит приберечь для тех бессонных часов, когда он будет пытаться понять и принять волю Господа. Сейчас нужно разобраться с предательством Джонни. К счастью, он знал средство, знал оружие, способное сильнее всего ранить, уязвить гордыню Джонни до самых костей. Насмешка – вот единственная вещь, которой этот мерзавец не в силах стерпеть.

Повернувшись к гостям, он ехидно улыбнулся и заявил:

– Мой братец Джон не из тех, кто способен завоевать королевство. Достаточно кому-нибудь оказать хотя бы малейшее сопротивление.

* * *

Вполне вероятно, это был самый лучший день для Ричарда с момента его отплытия из Рагузы. При всем его врожденном оптимизме, почти три месяца заточения не прошли для него даром. Хадмар фон Кюнринг, хотя держался любезно, а по временам проявлял доброту, не был другом, и Ричард об этом не забывал. Но до неожиданного появления Губерта Вальтера король не осознавал в полной степени своего одиночества. Возможность беседовать с людьми, которым доверяешь, притом беседовать на французском, сильно подняла ему настроение. Когда гости уехали, пообещав вернуться на следующий день, король настолько приободрился, что потянулся за лютней Хадмара. Он прислушивался к музыке у себя в голове и пытался переложить ее на струны, когда поднял голову и увидел стоящего в нескольких шагах от него Хадмара. Лицо австрийца было непроницаемым, что само по себе настораживало.

– Не думаю, что ты пришел сообщить мне о моей королеве, прибывшей по зову супружеского долга, – проговорил король.

– Я получил послание от герцога Леопольда, – сказал Хадмар голосом, выражавшим чувства ничуть не более, чем лицо. – Он пишет, что завтра нам следует отправиться к императорскому двору.

Рыцарь ждал ответа от Ричарда, а не получив его, начал уже было разворачиваться, но задержался:

– Мой герцог сообщил мне, что сумел вырвать у императора клятвенное обещание не причинять тебе телесного вреда.

Ричард делал вид, что увлечен лютней.

– А нам обоим известно, чего стоит слово императора, – сказал он, взяв новый аккорд. Когда король снова поднял глаза, Хадмар исчез.

* * *