Капкан для крестоносца

– По собственному мнению прелата, он идеальный выбор: кровный родич императору и одновременно предан королю. Впрочем, я сильно сомневаюсь, что родство много значит для Генриха, а предан Саварик исключительно самому себе.

Губерт отпил глоток вина, потом другой, только теперь осознав, насколько устал.

– Готов услышать, чего добиваются они теперь? Император по-прежнему желает получить сто тысяч серебряных марок, но на этот раз их называют «платой» императору Генриху за его услуги по примирению Ричарда и французского короля.

У Уильяма отвисла челюсть.

– Да у него не больше шансов устроить этот мир, чем заслужить сан святого!

– Знаю. И он сам тоже знает. И поэтому согласился, что если ему не удастся примирить королей, никто ему ничего не будет должен.

Уильям присел на ближайший стул, чтобы спокойно все осмыслить.

– Выходит, теперь они пытаются сохранить лицо.

Губерт кивнул, радуясь сообразительности товарища.

– Это первая их забота, хотя они не забывают и о выгодах. Генрих, например, желает чтобы Ричард предоставил ему пятьдесят галер и двести рыцарей для годичной службы.

– Значит, он уже не требует, чтобы Ричард лично участвовал во вторжении на Сицилию?

– Нет, об этом даже речь не заходила. К счастью, Генрих проявил себя прагматичным политиком. Он, похоже, сильно рассчитывает на помощь в войне против короля Танкреда и одновременно выставляет себя новым другом короля, списав прежний раздор на происки лукавых французов. Что до Леопольда, то его цена – освобождение родича и рука племянницы Ричарда для его сына. Он был более упрям, чем представители императора – вероятно, понимает, кому предстоит стать козлом отпущения, как только уляжется пыль. Но даже он не совсем безнадежен. Ричард твердо заявил, что ни при каких обстоятельствах не вернет Анну отцу, обозвал Исаака сумасшедшим и еще похуже. Тогда Леопольд предложил новый план: племянница Ричарда выходит за его старшего сына, а Анна – за младшего. Если поразмыслить, весьма недурной компромисс.

Уильям задумчиво кивнул:

– Ему требуется нечто существенное, что он может предъявить своим несчастным вассалам, когда его герцогство попадет под интердикт. И похоже, брак с королевскими особами как раз подходит. Что до заложников?

– Здесь позиция тоже стала гораздо благоразумнее. Вместо двухсот речь теперь идет о шестидесяти знатных особах при императорском дворе и семи в Вене.

– А что король? Как Ричард отреагировал на эти более умеренные требования?

Губерт сухо улыбнулся.

– После блистательного выступления на императорском сейме он убежден, что никто не вправе предъявлять ему подобные запросы.

– Я-то это понимаю. Но ведь новые условия – большой шаг вперед по сравнению с тем, что с него пытались истребовать поначалу. Мне кажется, нам стоит на них согласиться и увозить короля прочь отсюда со всей скоростью, какую способна развить лошадь.

– Согласен, – сказал Губерт и снова безрадостно улыбнулся: – Теперь нам остается только убедить в этом Ричарда.

* * *

Ричард слушал их в угрюмом молчании, от которого Уильяму де Сен-Мер-Эглизу и цистерцианским аббатам было не по себе. Они в любую минуту ожидали вспышки монаршего гнева. Губерт Вальтер, хорошо изучивший короля за время совместного пребывания в Святой земле, истолковал это молчание по-другому: как знак того, что Ричард скрепя сердце пришел к тому же умозаключению, что и они – первым делом ему следует обрести свободу. Здравый смысл Ричарда выступал их союзником, оставалось преодолеть его уязвленную гордость.

– Мы понимаем, почему тебе трудно согласиться, монсеньор. Правда на твоей стороне, а своей блестящей защитой в понедельник ты сокрушил все возможные юридические зацепки к твоему задержанию. Но все это не меняет того факта, что ты по-прежнему в руках императора Генриха, человека, известного своей бесчестностью и коварством. Немцам важно сохранить лицо, и как ни больно говорить это, нам придется подыграть им.

– Епископ Губерт прав, милорд, – пылко подхватил Уильям. – Опасно раздражать Генриха, пока ты еще не на свободе. Потом можно будет побудить святого отца принять меры против императора и герцога, что он должен был сделать с самого начала.

– Есть еще одна причина принять эти условия, – продолжил Губерт. – Чем дольше ты остаешься в Германии, тем больше у французского короля и твоего брата времени, чтобы терзать твои владения. Филипп уже ведет армию в Нормандию, а лазутчик королевы передал весть, что Джон рассчитывает присоединиться в Виссане к флоту, собранному для вторжения в Англию. Если ты успеешь вернуться домой прежде, чем это случится, то убережешь своих подданных от многих страданий.

Ричард ничего не ответил, но когда он опустился в ближайшее кресло, его понурые плечи и налитые кровью глаза говорили об утомлении, о том, какое напряжение пришлось пережить его телу и духу. Губерт склонялся к мысли, что король согласится. Но тут аббат из Боксли допустил промах, указав на то, что новые условия гораздо умереннее прежних. Голова Ричарда вскинулась, во взгляде блеснул огонь.